Служили два товарища...

— Нет, так дило не пиде, — сказал Кирилл Егорович, — дай и канарею поклевать, — и отодвинул рукой дрозда. Тот чуть вспорхнул и клюнул Кирилла Егоровича в руку.

— Еще клюваться! Стыд какой! А ну садись на плечо!

И дрозд сел на плечо Кирилла Егоровича.

Подлетела канарейка и стала осторожно клевать крошки.

— Она у меня застенчивая, — сказал Кирилл Егорович.

* * *

В другой раз я застал старика за тюрей. Он степенно и с удовольствием хлебал ее, а рядом на столе попрыгивали дрозд и канарейка. И как только Кирилл Егорович отложил ложку, они стали клевать из тарелки.

— Вот я вас! Пошли в дом, — крикнул он. Птицы улетели в клетки и оттуда что-то закричали. Особенно сердилась канарейка. Она высовывалась в воротца и обиженно жаловалась.

Дед оправдывался.

— Гость у меня, не видите? А когда гости — нечего из одной тарелки клевать. Каждый клюй из своей!..

Ближе к весне, когда я сказал, что за мной приехал отец и мы скоро возвращаемся домой, Кирилл Егорович посмотрел на меня с сожалением.

— От какой красоты отворачиваешься, ведь весна!..

Потом усадил рядком на скамье, осведомился, не хочется ли мне тюри, пожаловался на грошовые заработки и вдруг сказал:

— А может, останешься? Мы с тобой по лесу походим, на болото пойдем, на озеро. Птицы скоро прилетят. Летом ходили бы по ягоды, малина в наших местах растет, ей-богу, крупнее картошки. Оставайся!

— А что, — спросил я, — ребята говорили: в болоте черти водятся.

— Ну какие там!.. — развел руками Кирилл Егорович. — Разве ж один утопленник-пастух погуляе по бережку. Ну опять же, утоплый жеребенок высунет из хляби морду. А чертей там теперь совсем, поди, нет — перевелись. Одного чертяку как-то встретил. На трухлявом пеньке сидел, грелся на вечернем солнышке. Приметил он меня — и в болото. Без охоты полез, больше как служивый. Мокренько, конечно.

— Неужели правда? — спросил я, чувствуя, как столбенею от волнения.

— По-вашему, по-ученому, конечно, одна брехня, — пожав плечами, сказал Кирилл Егорович, — а по-моему, коли видел, так признайся. Спроси у старух. Чертяки ведь, когда очень соскучают без человечьего духа, даже во дворы забираются, в старую клуню, на сеновал, что-нибудь безобидное нашкодят. Хозяйка белье повесит на заборе, он на землю швырнет, ведро с водой опрокинет. Опять же грабли так приспособит, что на них обязательно наступишь и здоровенную шишку набьешь. А ему, конечно, удовольствие. Но это все пустяки. Черт теперь мелкий пошел. Иной человек много его хуже, — неожиданно закончил Кирилл Егорович.

Однажды он решил меня посвятить в премудрости сотворения мира и рассказал, как бог сотворил Адама.

Кирилл Егорович в это время возился с поленцем, расщепляя его на тонкие лучины. Говорил он вдумчиво, как люди, отлично знающие свой предмет.

— Так вот, взяли они (Кирилл Егорович из уважения о боге говорил «они») от земли — тело, от камня — кости, от моря — кровь, от солнца — очи, от ветра — дыхание, от огня — тепло. Запомнил? А ну, повтори.

Я повторил.

— Молодец, — сказал Кирилл Егорович, — чистая у тебя память, мусора нет… Так вот, якое тут случилось дило. Як они, господи, пошли взять от солнца очи, Адам лежал соби на земли. И появился тут окаянный сатана и вымазал Адама грязью. Господи вернулись с очами, увидели Адама всего в грязи, разгневались на дьявола и прокляли его, а тот провалился сквозь землю. Так-то, — назидательно сказал Кирилл Егорович, — не суйся им под руку, когда они работают… Сняли тут господи с Адама пакости сатанины, сотворили из них собаку и повелели ей стеречь Адама, а сами отошли в горный Ерусалим за Адамовым дыханием.

Кирилл Егорович улыбнулся весело, словно предусмотрительность бога доставляла ему большое удовольствие.

— Но сатана — он, пострел, всюду поспел: тут как тут. Увидел в ногах Адама собаку и, конечно, испугался. Собака забрехала, чего ей еще делать? Но хитер бес. Схватил он длинную рогатину и издали стал тыкать ею в Адама. Истыкал всего и сотворил в нем семьдесят недугов. Они, господи, конечно, возвратились, посмотрели на истыканного Адама, даже руками всплеснули и говорят: «Опять твои дела, сатана!» — «А зачем ты сотворил его таким красивым?» — жалуется сатана. Тогда господи взяли да и вывернули Адама нутром наверх и лицом в серединку. Вот, конечно, теперь люди чаще безобразные, все-таки вывернутые и к тому же истыканные, ничего не поделаешь… Взяли господи Адама да и намочили его на семь недель в воде, чтобы выкисли из него грехи… Ну а дальше тебе все известно. Когда Адам попросох, дунул на него господи — и стал Адам живым. Мне об этом еще моя бабуся Марфа Аверчиха сказывала.

— Так-то, — сказал Кирилл Егорович, откладывая в сторону тонкие прямые лучинки. — Не знаю, справедливо ли о семидесяти недугах, но добрая дюжина хворостей, особенно в дождливую непогоду, во мне сидит… Ну, давай, что ли, чай пить… Конечно, это не вся древняя наука, — сказал Кирилл Егорович, — в другой раз я тебе расскажу, как Адама и Еву из райского сада изгнали…

Манера Кирилла Егоровича рассказывать покорила меня.