Служу слову

Ночь мною вновь за книгой встречена,
Откуда внял не в одночасье,
Что в жизни даже переменчиво
Математическое счастье.

К чему семья, её предания!

Зачем уклад, пожитки, хаты?
Гигантский комбинат питания
Олеша[18] воспевал в двадцатых.

Сия стезя была подхвачена

И понеслась, но вскоре сила
Фантасмагории Замятина
Меня как громом поразила.

Я не хочу ходить под номером,

Жить под стеклом в стране «Единой»[19]
Ни с женщиной с весёлым норовом,
Ни со своей супругой Ниной.

Запутался я окончательно,

Но мысль по-прежнему витает,
И «Мы» – творение Замятина —
Меня страшит и увлекает.

Он жил надеждами и творчеством,

Создал очаг себе и имя,
А этот стих широким обществом,
Скорей всего, не будет принят.

Осень

Осень срывает с лесов и полей
Жадно густые цвета.
И под напором обильных дождей
Зелень стекает с листа.

Смело меняет на яркий пурпур,

На грозовые костры
Бледное золото, и на лазурь —
Краски медовой поры.

Дни всё короче, и ныне во сне

Шепчет, снимая шелка:
«Ты напиши, расскажи обо мне,
Как я мила и ярка».

С бодуна

Вечер, речи, на простенках
Тёмно-красный бархат,
Роскошь в бежевых оттенках,
В ожерелье яхонт.

Носик, бархатные губки,

Пафос и обжорство,
Остроумие и шутки,
Лёгкое потворство.

Посмотрев на лик кокетки

Утром трезвым взглядом,
Захотелось выпить водки
С флорентийским ядом.

Совет

Один совет. Прислушайся, Валерий,
Прими всем сердцем, дорогой, и знай:
На свой аршин соратников не меряй,
Но и чужой – к себе не примеряй.

Твоя душа добра и света ищет.

В ней звон весны и по утрам свежо,
Живи лишь только для себя, дружище,
Но так, чтоб ближним было хорошо.

Шелуха

Удивляя благостное сердце
Горечью раздавленного перца,
С гордой сути мрачного стиха
Сыпалась словесная труха.
Вслед цинизм, приправленный эстетством,
Сыпался с плебейским самоедством.

Падающей братии внимал

Созданный мечтою Интеграл.

Много раз он выносил за скобки

То, что было в черепной коробке,
А недавно в обществе светил
Удалил и тех, кого любил.
Приспособившись к гламурной лени,
К простоте и лёгкости движений
В сексе, словно питерский «Сапсан»,
Двигался к невнятным словесам.

С негативным философским взглядом

Интеграл ругался, а за матом
Слышал я слова про авангард,
Про модерн, платоновский азарт,
И про то, что творческая вьюга
Возле поэтического круга
Закружилась, словно шелуха,
От вполне понятного стиха.

Но сегодня ближе к полнолунью

Интеграл за творческой заумью
Чуть левей сомнительных оков
Вдруг узрел безумие стихов.

Командир-педагог