Служу слову

В зале эффектные лёгкие гаммы,
Чистые, милые лица.
Я приглашу вас, любезные дамы,
В танце восторженном слиться.

Кольца и жемчуг на узком запястье,

Звёздного неба обновы.
Радуйтесь жизни, держитесь за счастье,
Будьте добры и здоровы!

Тонкой душою касаясь за платье,

Взвешу словесные нити.
Но не гонитесь за призрачным счастьем,
А настоящим живите!

Сбросив с лица новогодний румянец

Как отголосок азарта,
Вы извините, но первой на танец
Я приглашаю Эрато[3].

За словом

Я ведал с кроткого начала
Тепло и нежность рук.
И двери, к слову, открывала
Мне мама – верный друг.

Она познала зной и стужу,

Гладь моря и пески.
Слова её запали в душу
И дали там ростки.

Они росли, а с ними сила,

И утверждалась мысль,
И слово каждое таило
В себе глубокий смысл.

Давило, жгло мне душу слово,

Толкало на дела.
И я ушёл с крыльца родного
Туда, где даль жила.

А там меня мечта зазвала

В литературный круг.
Но двери, к слову, открывала
Мне мама – верный друг.

В соцветье строк

Прими собранье пёстрых глав,

Небрежный труд моих забав.

А. С. Пушкин

Сквозь звуки вальса Мендельсона
Я слышу голос аонид:
«У Пушкина сама Истома
Ногою медленно кружит.
А у тебя страсть к новоязу,
Скупа строка, тяжёлый слог,
И ты не ел в пути ни разу
Нетленный страсбургский пирог».

Я был смущён, но, сбросив шоры,

Увидел двух эфирных дам —
«Дианы грудь, ланиты Флоры»,
Упругий и подвижный стан,
Лазурны очи, мглисты бусы,
А на устах таёжный мёд.
И вновь напомнили мне музы:
Как прелесть «ножкой ножку бьёт».

И как сошлись «вода и камень,

Стихи и проза, лёд и пламень».
И этим благодатным днём
Я музам слова благодарен,
А Пушкиным – я потрясён!

Беловодье [4]

Искали люди к Богу путь,
О волюшке мечтали,
Но воля им дала хлебнуть
И горя, и печали.
Молочных рек искал народ
С небесной кашей манной.
И двигался славянский род
К земле обетованной.

Через Сибирь шли на Алтай,

Там, в Беловодье где-то,
Среди лесов построен рай
На самом срезе света.

Там нет ярма и нет бояр,

А в паспорте «печати»,
Там на холме стоит алтарь,
Но нет церковной знати.

Свободен, волен там народ,

Мораль несокрушима,
Её и старость не берёт,
И смерть проходит мимо.

Тянулась в Беловодье нить,

Где русский род с поклоном
Хотел не по уставу жить,
А по мирским законам.

Нагота

Не шевельнуться, не вздохнуть
Не мог при этой даме —
Пленяла маленькая грудь
С курносыми сосками.

Упругий девичий живот,

Тугие ягодицы.
И небольшой губастый рот
Любвеобильной жрицы.

Коснулся взор точёных ног,

Молочно-белой шеи,
Задел венерин бугорок
И утонул в купели.

А мысль, влетевшая в уста,

Заметила игриво,
Что из одежд ей нагота
Всех больше подходила.

Мы – русские