Служу Советскому Союзу 3

Внутри мне понравилась стилистика под морскую тему — изображения фрегата из сварных арматурных прутов, корабельные канаты на стенах, штурвалы между столиками у окон. Особенно понравились красивые витражи, настоящее произведение искусства!

Над каждым столиком висели лампы, стилизованные под старинные — с навершиями от дождя и подставками. Конечно, светили в них обычные лампочки, но если бы внутри горел масляный фильтр, то с такой лампой Ассоль запросто могла бы указывать капитану Грею путь в темноте.

— Ух, как здесь всё… по-моряцки, — заметила Тамара.

— Да уж, всё сделано для культурного отдыха и времяпрепровождения. Ну, что-нибудь выбрала? — спросил я у неё после минутного изучения меню.

— Ну, я не знаю… — замялась Тамара. — Может быть просто мороженое…

Ну да, просто мороженое студенту, который недавно усердно грыз гранит науки. Это даже не смешно. Тем более, что я решил всё-таки воздать должное местной кухне.

Я заказал мясо с картошкой под названием «Русское хлебосолье», салат со шпротами «Боцманский», медовый квас, фирменные булочки и мороженое. Себе ещё заказал кофе. Решил-таки дать шанс «Фрегату» на приготовление этого напитка. На всё про всё вышло пять рублей и двадцать четыре копейки.

Конечно, для студента с его стипендией это было многовато, но я же сказал, что это прислали родители. Да и не мог я просто макаронами угостить девушку. Пусть даже и с котлетой — что-то внутри не давало этого сделать. Какой-то внутренний червяк ныл, что уж если я пригласил, то должен и накормить от души.

Нет, я вовсе не хотел пустить Тамаре пыль в глаза. Мне в самом деле хотелось поесть. А уж если планировалась тренировка, то и вовсе надо было закинуться калориями, чтобы была сила в руках.

Пока несли блюда, мы с Тамарой успели обсудить наши лекции. Да и потом трещали в основном о пустяках. Впрочем, после первого блюда Тамара сказала такую вещь, после которой я едва не принял стойку борзой на охоте:

— Ты слышал про те студенческие забастовки, которые несколько лет назад прошли во Франции?

— Ну, слышал, — словно нехотя ответил я.

— И что про них думаешь?

— Честно? Что студентов использовали как движущую силу для сбрасывания с политической арены де Голля. Что это стихийное движение было организовано не просто так…

— Чего? Он-то тут при чём? Да и не сбросили его, он сам ушел в отставку. Ты же знаешь, что те студенты выступали против авторитаризма, капитализма, американского империализма? Что хотели социальных, политических и культурных перемен? Что надоело людям, как им скармливают лживую пропаганду, а на самом деле всё не так, как хотят показывать власти?

Она даже чуточку покраснела, словно пытаясь донести до меня банальную истину, а я, туполобый баран, никак этой истиной не хотел проникнуться. Ну что же, на этом и надо немного сыграть. Чувствую, что я зацепил небольшую ниточку — ведь не могла девушка ни с того ни с сего проникнуться идеей всё разрушить до основания, а затем…

— Тамар, ты вроде бы умная девушка. Ну вот посуди сама, какие там могут быть перемены? Страна закончила послевоенное восстановление, прекратила тяжелые войны в Индокитае и в Алжире, избавилась от колоний и приняла социальные законы, обеспечившие французам высокие зарплаты и пенсии. А также предоставила всевозможные льготы малоимущим, защиту от произвольных увольнений. Живи и радуйся, и к этому немало усилий приложил тот же де Голль…

— И что же, им не из-за чего было бунтовать?

— По сути не было. Ведь девяносто процентов студентов были детьми мелких и крупных буржуа. Послевоенное поколение, родители бунтарей, пережили тяжелые времена, и очень тряслись над детьми, обеспечивая их тем, чего сами были лишены в полуголодное и тревожное военное время и в годы послевоенной разрухи. Дети выросли избалованными, не привыкшими ни трудиться, ни самостоятельно мыслить, но презиравшие родителей, казавшихся им костными, дремучими, послушными такой же косной власти и архаичным правилам общежития. На подсознательном уровне молодежь не уважала родителей за проигранную французами Вторую Мировую войну, за коллаборационизм и позор Вишистского режима, за неудачные войны во Вьетнаме и Алжире…

— Ты так рассуждаешь, потому что начитался наших газет? — с едкой иронией в голосе спросила Тамара. — Вон какие речи толкаешь…

— Намекаешь, что я тоже жертва пропаганды? — хмыкнул я в ответ. — Что вижу только ту картину, которую мне показывают?

— А почему бы и нет? Что если всё не так, как есть на самом деле? Вдруг там более глубокие корни восстания?

— Конечно глубокие корни, — кивнул я. — Это восстание было смоделировано искусственно. И руководили им извне.

— Кто это руководил?

— Ты удивишься, но те самые империалисты, против которых шло движение восстания.

— Чего? Они настраивали восстание против себя же? — недоверчиво хмыкнула Тамара.

— Нет, они просто настраивали восстание. Неважно какими были лозунги. Главной целью было устроить беспорядки, раскачать общество и подвергнуть сомнению правильность поведения власти. И как видишь, они этого добились.