Служу Советскому Союзу 3

— Но я… — начал было Розальев.

— Тебе помочь? — процедил тренер.

Розальев с опущенной головой двинулся в сторону раздевалки. Ребята проводили его взглядами. Дамиров хмурил брови.

— Занимаемся дальше. Черемушкин, Путин, на спарринг, — произнес Рахлин так, как будто ничего не случилось. — Остальные смотрим и учимся…

Глава 19

После тренировки меня и Дамирова остановил Рахлин:

— Ну что же, посмотрим, как вы придете на второе занятие. Вроде кое-чего можете, авось толк и выйдет. Приходите в среду к этому же времени.

— Спасибо, Анатолий Соломонович, — кивнул я в ответ.

— Я не подведу! — протянул руку Дамиров. — Вы на меня можете рассчитывать!

— Тогда до среды, — не обращая внимания на протянутую руку ответил Рахлин и двинулся в сторону раздевалки.

Я удержался от улыбки. Дамиров сделал вид, что разглядывает невидимую занозу на ладони.

— Классно ты подхваты закручиваешь, — хлопнул меня по плечу Черемушкин. — А как вывел Аркашку на болевой — вообще шикарно. Покажешь ещё раз, как ты это сделал?

— Ну, это вообще-то опасный прием — если неправильно выполнить, то можно получить травму, — помотал я головой.

— Да ладно, не нагнетай атмосферу! Чего тебе жалко, что ли?

Володя Путин молча встал рядом. Он ждал, чем закончится наш разговор.

— Не жалко, но… Я года полтора этот прием разучивал, чтобы правильно сделать… Да и то — нужно многое учесть, движение корпуса, перенос веса, подхват и…

— Я же говорю — не нагнетай, — нахмурился Черемушкин. — Просто покажи и всё. Вот хоть на Володьке. Вовк, ты как?

— Мне тоже прием понравился. Выглядит эффективным, — ответил Путин.

— Ведь не отстанете? — спросил я обреченным голосом.

— Не отстанем, — твердо сказал Черемушкин.

— Ладно, тогда нападай. Показываю ещё один раз, больше показывать не буду. Тут техника нужна отточенная, чтобы от зубов отскакивала, а иначе сами зубы могут по татами поскакать. Нападай, Володя, — я встал в стойку.

Владимир двинулся вперед и даже попробовал перенести вес на другую ногу, когда я взлетел в воздух. Я почувствовал это по смещению корпуса. Что же, благоразумно, но недостаточно быстро. Когда я приземлялся на татами, то успел перенастроить инерцию, крепче вцепился в кимоно и всё равно вытащил Путина на болевой. Он резко выдохнул, когда прием оказался завершен.

— Легкие больные? — спросил я, когда вставали.

— Не, мне так легче становится, — усмехнулся он в ответ.

— А-а-а, освобождаешь легкие от углекислого газа? Так японские каратисты ещё делают, когда дерутся, — понимающе кивнул я.

— А ты и о каратэ знаешь? — поднял брови Черемушкин.

— Ну, знаю немного. Это же переработанное китайское кунг-фу, более прагматичное и функциональное, без лишних взмахов руками, ногами и подражания животным… — ответил я.

— О как, покажешь как-нибудь? — спросил Путин.

— Ну, покажу, только без этих всех разбиваний кирпичей и деревянных досок. Это всё показуха, — улыбнулся я в ответ.

— Да? А мы слышали, что тамошние бойцы вообще звери, — сказал Черемушкин. — Даже против тигра не боятся выходить.

— Наши против медведя выходить не боялись, а это зверь пострашнее какой-то полосатой кошки, — хмыкнул Путин.

— Так-то да, многие слухи о каратэ изрядно преувеличены, — ответил я. — Они запускаются в основном учителями этого боевого искусства, чтобы привлечь как можно больше учеников и заработать больше денег.

— Мда, капитализьм, чего с него взять-то! Эх, а у нас секция бесплатная — занимайся сколько душе угодно, — потянулся Черемушкин.

— Это да, — подтвердил Володя, а потом посмотрел на меня. — Не жалеешь, что пришел?

— Нет, ни грамма. Наоборот — благодарен тебе за это. Мне требуется иногда размяться. Чувствуется, что тут я разомнусь по полной.

— Ладно, тогда пойдем в раздевалку… И это… Не обижайся на Аркашку, он дурачится иногда, но в целом нормальный человек.

— Я и не обижаюсь. За свою шутку он уже получил, — хмыкнул я в ответ.

После душа и раздевалки мы разошлись по сторонам. Я двинулся в сторону дома, ощущая, как приятно ноют мышцы. Это состояние натруженных мышц всегда сопровождало после тренировки. А также внутри было спокойствие. То самое спокойствие, когда погружаешься в небольшую струю безразличия и плывешь неторопливо по реке жизни.

С этим самым спокойствием кажется, что и люди улыбаются чаще, и голуби не такие наглые, даже серое ленинградское небо становится этаким мистически волшебным. Оно как будто появилось из девятнадцатого века и видело проезжающие по набережной кареты с кучерами и извозчиками. Видело, как горделиво скакали гусары, улыбаясь дамам из-под густых усов, как сновали коробейники, предлагая всем встречным-поперечным незамысловатый товар. Как бегали голосистые пронырливые мальчишки, продавая газеты…

— Осторожнее, товарищ! — выкрикнул я, хватая за шиворот плаща бредущего мужчину и вытаскивая его из-под колес проезжающей машины.

Кругленький мужчина в кепке настолько зачитался газетой, что даже не заметил, как вышел на проезжую часть! Не скажу, что на улице Репина такое уж бурное движение, но машины всё равно нужно учитывать.