Служу Советскому Союзу (СИ)

Один за другим раздались шлепки, как будто на пол спрыгнули два тела. Не очень аккуратно спрыгнули, так как на меня повалился один из спрыгнувших.

О как! У меня есть тело! Я вообще не пушечное ядро!

— Чёрт! — прошипел упавший на меня человек, дыша перегаром. — На Сеньку грохнулся. Во, он даже не очнулся! Ну и дрыхнуть! Эй, Сенька! Эй, пить будешь?

Меня потрясли, но я сделал вид, что сурикат и прикинулся мертвым. Надо пока оглядеться, а уже потом решать — что к чему. Как раз начали разлипаться веки. Похоже, что на ресницах выложили по лопате гноя и теперь придется постараться, чтобы их продрать.

— Да оставь ты его. Он как с верхней полки навернулся, так всю башку себе напрочь отшиб. Как бы дурачком не остался. На фиг он нам такой в общаге-то спонадобится? Будет ещё ссаться с верхней койки! — остановил второй.

Послышалось звяканье, какое издает бутылка, которую прислоняют к стакану. Дальше пошли бульки. Семь бульков… Значит, бутылка делится на троих.

— А может Ерина толкнём? Вдруг будет? Ну на двоих-то до хрена…

Ерина толкнём? Меня же только что толкали!

Я всё-таки с трудом разлепил веки, но оставил их прикрытыми. Беглый осмотр дал немного информации — я в плацкарте поезда. На нижней полке. Напротив лежит, накрытый простынкой человек, а ещё двое молодых пацанов застыли с поднятыми стаканами. Оба в майках-алкоголичках и трениках с завязками под пятку.

Один вихрастый, рыжий, как лисенок из мультика. И мордочка такая же хитрая, просящая кирпича. Второй же был русоволосый, стриженный под полубокс. Лица я не видел, так как сидел на моей полке спиной ко мне.

В окне напротив проносится осенний лес. Судя по елкам и березкам — где-то на средней полосе России. На столике пара пустых бутылок из-под водки. Вот только я такую водку никогда не видел. Сами бутылки были похожи на пивные, а на светло-зеленых этикетках было просто слово «водка». С витиеватым вензелем под словом.

— Подорожала, конечно, водочка-то, — сказал тот, который сидел на моей полке. — Уже три шестьдесят две стоит. Но это если бутылку не сдавать…

— Ага, и продают только после одиннадцати. Знаешь шутку про ленинский завет на одиннадцать?

— Какую шутку? А это, мол, Ленин завещал продавать после одиннадцати. Вот если юбилейный рубль ко столетию Владимира Ильича положить на часы так, чтобы голова вождя смотрела на двенадцать, то вытянутая рука как раз будет показывать на одиннадцать. Всё по завету. Вот у тебя есть юбилейный?

— Нету, — вздохнул рыжий. — Так что проверить не удастся.

— Как будет — так проверь.

— Ерин! Ну, Ерин! Бухать будешь? — толкнул рыжий второго лежащего. — Вот, я тебе «коленвал» уже разлил. Нам как раз третьего нужно!

Коленвал? Что за коленвал?

На зов повернулся лежащий молодой человек. Сквозь сомкнутые ресницы я наблюдал за тем, как он поднял черноволосую взлохмаченную голову, посмотрел мутными глазами на одного, потом на другого, перевел взгляд на протянутый стакан. Похоже, что именно в этот момент запах от жидкости достиг ноздрей моего однофамильца, а потом он нагнулся над полкой.

«Его неудержимо рвало на Родину…» — вспомнился мне финал рассказа про Штирлица.

— Да етить твою мать, Ерин! Откуда же в тебе только берется? Всё же недавно выблевал! Сейчас-то откуда взялось? — воскликнул рыжий, отскакивая в сторону.

— Ну вот, фонтан имени Дружбы Абитуриентов снова можно считать открытым, — отодвинулся и второй, который сидел на моей лежанке.

Пока другие смотрели на лежащего, я тихонько извлек из-под простыни руку и уставился на неё.

Вот жеж жеваный каблук!

Моя рука выглядела настолько молодой, что даже волоски на запястье только начали пробиваться. Это после шерстистой лапы почти пятидесятилетнего мужика?

Похоже, что я один из тех, про кого снимают фильмы. Что-то вроде «Янки при дворе короля Артура»? Только тут ни хрена не королевский двор!

А я молод и полон сил?

— Что тут у вас? — послышался возмущенный женский голос, который явно только набирал обороты. — Опять весь вагон провоняете, а мне потом по башке получать? Что за молодежь-то сейчас пошла? Ни пить, ни есть не умеють! Ну всё, я пошла за нарядом. Ссодют вас на ближайшей станции, тогда будете знать!

Возле наших мест остановилась, уперев руки в боки, очень большая женщина. На мясистых боках натянулась ткань, угрожая треснуть от распирающего возмущения. Такая мадам запросто может стоять на рынке и торговать мясом. Причем будет сама рубить куски и при этом у неё не возникнет никаких проблем. Топор в её ручищах будет выглядеть игрушкой.

— Да уж, как только в комсомол таких берут? — послышались возмущенные голоса других пассажиров.

— И ведь ни капли не стесняются! Пьют при всех!

— Где там наряд?

— Тетенька проводница, — жалостливым голосом отозвался рыжий. — Не надо наряд. Мы же тогда не доедем до Москвы…

— А мне-то что за напасть? Наперед надо было думать! Для вас государство всё делает, а вы блевотню в общественном месте развели! Другим пассажирам мешаете! — громкость возмущенного голоса начала набирать обороты. — Четыре парня, здоровые, как Поддубный, а поди же ты — пьянкой увлеклись!