Служу Советскому Союзу (СИ)

С рисунка на меня смотрел тот самый человек, который уже не раз встречался в моей новой жизни.

Глава 43

— А кто это? — невинно поинтересовался я, глядя на рисунок.

— Вы так и не ответили на вопрос, — чуть склонил голову «серый» человек.

— Похож на старшего лейтенанта, которого мы с Мишкой видели на «шишиге». А откуда у вас этот рисунок? И кто на нем изображён?

Да, я всё ещё продолжал строить из себя непонимающего человека. Удивленно хлопал глазами и только что не открывал рот.

Майор вздохнул и посмотрел на капитана Драчука:

— Оставишь нас на пять минут?

— Только не бейте пацана, — хмыкнул тот в ответ. — Он и так всё расскажет.

Это он пошутил так? Не то, чтобы я боялся получить люлей, но вот подобные шутки слегка напрягают.

— Не будем. Получишь обратно в целости и сохранности, — кивнул Зинчуков. — Вот честное пионерское.

Зинчукову оставалось только сделать пионерское приветствие, для полной достоверности. Если честно, то я ему не особенно верил. Слишком уж всё сумрачно и размыто. Я с ними играю в «непонятку», они задвигают «тайные следствия». И сейчас ход за ними…

Капитан Драчук встал, оправился и подмигнул мне:

— Не бзди, всё будет нормально.

А я и не бздел. Так, слегка был на взводе из-за нестандартной ситуации, но не бздел.

Когда дверь за капитаном закрылась, то майор показал на стул и произнес:

— Присаживайся, курсант Ерин. Похоже, что у нас состоится долгий разговор…

— А в чем дело? — спросил я, аккуратно присаживаясь на стул.

Левой стороной оказался повернут к «серому» человеку. Тот закрыл папку и начал сверлить меня внимательным взглядом.

Физиогномист? Будет следить за моими реакциями?

Я чуть не усмехнулся, вспомнив, как об этом писал древний философ. Попытки определить связь между внешностью и характером человека предпринимал еще Аристотель, являющийся одним из создателей учения о физиогномике. Прогнозируя по внешним признакам поведенческие реакции человека и особенности его интеллекта, философ большое значение придавал сходству его с животными, которые по традиции наделялись якобы свойственными им от природы качествами. «Нос толстый, как у быка, — писал Аристотель, — означает лень. Широкий нос с большими ноздрями, как у свиньи, — глупость. Острый, как у собаки, нос — признак холерического темперамента. Орлиный нос означает смелость, крючковатый, как у вороны, — настороженность… у кого широкий рот, тот храбр».

Правда, всё это было только предположением и научно никак не обосновано. Однако, сейчас вряд ли это будет физиогномика, скорее, такое явление, как чтение по невербальным признакам.

Кинесика! Во, даже слово вспомнил!

Или же всё вместе, что является ядреной смесью…

А какие у меня сейчас должны быть реакции? Испуг, интерес, азарт?

Вообще-то больше испуг. Всё-таки милиция в этом времени была уважаема и серьезна, это в моём времени на полицейских могут орать, снимая при этом всём происходящее на телефон. Запреты и рамки всё больше давят на сотрудников, сковывая им руки, а тут…

— Дело в том, курсант Епифанов, что человек на рисунке очень важен как для нас, так и для структуры немного другого рода, — майор показал на «серого» человека. — Это подполковник Вягилев Сергей Борисович, знакомься.

Я было вскочил, но тут же сел на место, остановленный ладонью Вягилева:

— Не вставайте, у нас беседа неофициальная. И можете не представляться, я про вас почти всё знаю. Мы многое про всех знаем.

Последняя фраза должна была впечатлить и напугать? Из серии «у нас длинные руки»? Я теперь должен побледнеть и задрожать?

Ну, глубокий вздох я себе позволил. Такой, чтобы дал понять — ещё немного и обмочусь.

— Не валяйте дурака, Семён, — тут же заметил Вягилев. — Я же вижу — вы парень не из простых. Хотите казаться обычным, но на самом же деле…

Он многозначительно замолчал. Пауза затягивалась. Я продолжал играть свою роль, переводя непонимающий взгляд с одного на другого. Если сейчас выдам им всю информацию как есть, то у меня, как в анекдоте, будет "два путя" — либо в сумасшедший дом, либо в кгбшные застенки. Ну да, я бы такого ценного кадра не выпустил из "длинных рук".

— Два человека в поезде, три боксёра во дворе… не хлопай глазками, они указали на тебя. Спасение машины маршала от тарана. А ещё подонок Раевский… Кто ты, Семён Епифанов? Что за богатырь такой? Где учился драться? Откуда знаешь Раевского? — неторопливо проговорил Зинчуков.

— Какого Раевского? — я снова постарался похлопать глазками. — Какие трое во дворе?

— Да, это он, — дернул уголком губы Вягилев. — Притворяется… лицо его выдаёт в полной мере. Эх, молодой человек, слишком уж грубо вы работаете. Вот только на кого?

— Служу Советскому Союзу, — буркнул я в ответ. — Больше я ни на кого не работаю.

— Да? А откуда это знание кулачного боя? И машиной так мастерски управлять — это опыт нужен. Где вас готовили, молодой человек?

— Я не могу знать, о чем вы говорите?

— А ведь я могу спрашивать иначе, — наклонил голову Вягилев. — Вот только делаем мы одно дело, и спрашиваю я вас как коллега коллегу. Так что?

— Что? — нахмурился я.

— Откуда ты знаешь Живова? — хлопнул по столу Зинчуков.