— Так вот, места наши глухие, — как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, продолжил он. — Но ведь это последнее село на пути в местожительство пресветлой Лаириэн, понятно тебе? И вот, не дают мне покою, все теребят насчет нее. На месте ли она, да куда пошла, да в какой компании и прочее. Всё им вынь да положь! Амулетами следящими, бесовскими, прямо скажем, снабдили, ежедневных отчётов требуют. Вот, камень маг-связи выдали, видишь?
Я оторопело обернулся и посмотрел на указанный здоровенный камень в экранирующем рунном футляре.
— А в последний раз за день до вас сюда два монаха-таинника приволоклись, — продолжал изливать мне душу отец Савва. — Про дирижабль ваш предупреждали и еще шпионских подлых амулетов мне выдали. А благодати в них ни на грош, лишь магия бесовская, не церковная. Про вас поведали, кто такие и какими подвигами славны, да призвали бдить неустанно.
— Так это ты что же, святой отец, супротив начальства попёр? — до меня начал немного доходить масштаб проблемы.
— Между мной и богом нет начальства! — отрезал отец Савва, немного уязвлённый моим ёрничаньем. — А в этих монахах святости не было ни капли, как есть два бандита в рясах! И морды такие же, уголовные! Вот охотники за нечистью и инквизиторы, они не такие, понимаешь, а это что-то новое совсем!
Я откинулся на спинку стула и смог лишь ошеломлённо вздохнуть, и отец Савва принялся добивать меня дальше. Оказывается, в последнее время у них в церкви возникло одно молодое и крайне радикальное течение. Кто его возглавляет, ему неизвестно, но под крылом этого настырного человека начали собираться те, кто не очень доволен существующим положением дел. Те, кто хотел бы взять под контроль магов или хотя бы поприжать их, одновременно усиливая влияние церкви на народ. И вот то событие в Новониколаевске, когда нашли управу на магов с помощью ошейника и мыслили себе как-то оборониться от Лары, это была лишь первая ласточка. Акция не удалась, и слава богу, но надежды на нее, оказывается, возлагали большие.
Начать должны были в Новониколаевске, потом в Белорецком княжестве, а потом и во всех остальных. Княжества были разрознены, это да, но церковь-то была единой! Да и вряд ли бы князья упустили случай избавиться от диктата магов, припомнил я откровения Лары, ведь человеческую суть ничем не изменишь, особенно княжескую, с детства отравленную ядом власти.
— Погоди, — я выставил вперед руку, прерывая отца Савву. — Лару разбужу, ей такое надо знать.
— Надо-то надо, конечно, — вздохнул поп. — Для нее и говорил. Но только, может, не сегодня? Может, завтра с утра? Дай человеку отдохнуть, а так раззадоришь только, спать не сможет. Да и сделать вы сейчас ничего не сделаете, праздник же идёт, да и лететь темно вам будет, если вдруг сорвётесь. Или непотребного наворотите, с хмельных-то глаз. Остынь, чадо.
— Ладно, — подумал и признал правоту отца Саввы я. — Не горит. А тебе, значит, это не по нраву? Твой интерес какой, чего-то в толк не возьму никак.
— А не верю я, — поп не стал отнекиваться и наводить тень на плетень, — что грязным полотенцем можно посуду начисто вытереть. Это я про пастырей и паству сейчас сказал, понимаешь меня, чадушко? Если кто-то во власть заигрался, то пусть лучше о душе своей подумает, даже и иерарх, перед богом все равны! У нас индульгенций нету, и про цель оправдывает средства пусть мне и не заикаются, прокляну! Сам прокляну, во все свои невеликие силы, и на остров одинокий уйду, не хочу себе такого подлого служения!
— Понятно, — я не стал раззадоривать попа, мне нужны были факты, а душу свою пусть он потом перед Ларой выворачивает. — Конфликт поколений, значитца. Бунтует молодежь-то ваша.
— Да какое там, — сокрушенно махнул он рукой и даже пригорюнился. — Старичье подлое всем рулит, всегда так было и всегда так будет. Им без разницы, в какой воде рыбку ловить. Сейчас против магов пошли, а лет пятьдесят назад вот аскеза строгая в моде была, да отшельничество. Лестно было молодым-то своей святостью показной да житьем строгим старикам в глаза тыкать. Бурление большое было, немало голов слетело, пока управились. Но одолели только тогда, когда верхушку почистили, понимаешь?
Я кивнул в ответ, потому что хорошо знал эту историю. Тогда уцелевшие сторонники строгой аскезы разбежались по лесам и островам, рассчитывая в беспримерном упрямстве своём одолеть официальную церковь на личном примере. Отшельничество стало резко популярным, и потом так же резко пошло на спад, потому что медвежутям в тайге и прочим страховидлам было все равно, кого жрать. Сан и святость отшельников их не волновал, единственно, может быть, что сокрушались они о чрезмерной худобе да невкусных веригах на телах упрямцев.