Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

Поездка была туда утомительная: ехали, ехали, но наконец достигли источника желаний. Штейгер предложил спуститься в расщелину, предупредив, что спуск будет труден. Профессор пошел, я же и Лунгрен остались наверху. Вскоре слышим громкий говор, скорее, крик профессора, говорившего что-то штейгеру, с тоном глубокого возмущения, разобрать слова я не мог. Наконец профессор выходит из расщелины, но без штейгера, как оказалось, сбежавшего от профессора и не поехавшего с нами обратно. Возмущенный профессор показывает нам сбитую штейгером подделку признаков серебра — бирюзового цвета, приделанную сравнительно грубо к скале в глубине расщелины. Когда штейгер подал эту подделку профессору, он, тщательно осмотрев ее, возмущенный проделкой штейгера, закричал: «Как вам не стыдно так обманывать?!»

Поездка к этой расщелине была длинна и утомительна: часы показывали, что в действительности было не менее двадцати верст от дома, а обратный путь мы сделали скоро. Из чего заключили, что нас возили обходными путями с целью утомить, надеясь, что мы откажемся от осмотра признаков серебра.

По приезде Мешаев рассказал мне свой разговор с Лунгреном. Лунгрен просил не винить его во всем, что случилось. Правда, он чувствует себя очень неловко перед нами, но, принимая во внимание его служебное положение, не мог же он всем сюда приезжающим рассказывать секреты предприятия. Им своевременно был сделан доклад правлению, с указанием неправильности выводов ученого-геолога из Вены. Заявил своевременно об уходе со службы в Обществе и уже нашел место в Донбассе, только винит себя в том, что остался в Тулмозере до приискания места, а не бросил тотчас же.

Для нас дело стало ясным. Торопливо начали собираться уезжать отсюда, чтобы попасть к поезду в Сердоболь. Нас успокоили, что успеем пообедать и без всякой спешки попадем к нему. К нашей радости, мы обедали только вчетвером, делясь впечатлениями от нашей поездки, но обед был уже не тот, что вчера, — суп и котлеты, видно, что заправилы не были нами довольны. В конце обеда явился Волынский с предложением поехать из Сердоболя не железной дорогой, а на пароходе, принадлежащем Валаамскому монастырю 11*, находившемся в их полном распоряжении. Он сказал: «Вы будете доставлены в монастырь как раз к обедне, после чего можете осмотреть все его достопримечательности, а вечером с отходящим ежедневно пароходом в Шлиссельбург и приедете в Петербург раньше, чем по железной дороге».

Предложение нам понравилось: кроме того, что поездка интересна, но поедем одни, без Волынского и всей «милой» компании.

При прощании я передал свои четыре обратных билета до Петербурга Волынскому, как нам уже не требующиеся. Довольно примирительно простились со всей компанией. Они в свою очередь вручили нам большую корзину с провизией, говоря, что «это может вам пригодиться, так как на пароходе буфета не имеется».

Все время езды до Сердоболя я чувствовал себя плохо, опасаясь, чтобы с нами не случилось чего-нибудь странного и неожиданного: такие люди, как Волынский, Меерсон и другие имена «ты веси, Господи», могли пойти на многое после обнаружения их мошенничества.

При разговоре с лесничим еще в Тулмозере он мне сказал: «Здесь рабочие собраны с бору да с сосенки, хорошие сюда не идут, а пришедшие таковы, что на все способны».

Подъехали к пристани Ладожского озера, где красовался маленький, беленький и красивый с виду пароходик, предназначенный для отвоза нас на остров Валаам.

Поездка закончилась для нас благополучно, если не считать пропажи моего сака с разными вещами и хорошими болотными сапогами, но я был так рад благополучному прибытию, что об этом поднимать разговор не стал.

Пароход и внутри оказался очень чистым и красивым, с большой каютой, где мы и разместились. Весь обслуживающий на пароходе персонал были монахи, встретившие нас с большим радушием и приветом. Как только мы расположились, пароход тронулся в путь.

После длинной поездки на лошадях мы сильно проголодались, распаковали корзину с провизией, где лежали в большом изобилии разные закуски, жареное мясо, птицы, вина и фрукты; изобилие это нас удивило, можно было думать, что это приготовлено не на один день, а на много дней.

Профессор, Капустин и я, утомленные дорогой и всем пережитым, легли спать, а неутомимый старичок наш Т.Н. Обухов, кстати сказать, любитель выпить, остался на палубе парохода, притащив вина, а для компании, чтобы не скучать одному, пригласил капитана разделить с ним компанию; капитан оказался тоже любителем выпить, и у них началась выпивка с задушевными беседами. Монах-капитан рассказал, что им получено распоряжение доставить нас в монастырь, ухаживать за нами, хорошо кормить и поить, возить по острову, показывая все его достопримечательности, чтобы мы не могли соскучиться в эти три дня. «Как в три дня! — вскричал Обухов. — Мы завтра должны быть в Петербурге! У нас спешное дело». — «Нет, — отвечал монах, — вам придется прожить у нас трое суточек: пароход, могущий доставить вас в Петербург, сегодня уже ушел из Валаама и вернется через трое суток, не раньше».