Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

Обухов тотчас же разбудил меня, мы все поднялись, составили совет: что предпринять нам? Дело неприятное: в три дня Волынский с компанией могут Бог знает что натворить в Москве! На острове Валаам не имеется телеграфа и переговорить с Москвой не придется никак. Очень вероятно, что Торговый банк под влиянием слов Волынского, Фейнберга, из боязни ухода паев в другие руки, сочтет невозможным ожидать нашего возвращения в Москву и возьмет паи Общества «Сталь», предполагая, что если бы там было что-либо не так хорошо, то я уведомил бы по телеграфу Найденова. Молчание мое и отъезд на Валаам сочли бы как знак полного благополучия в деле. Все это мне рисовалось возможным и допустимым: да, мы попались!

Позвали капитана в каюту, искренне все ему рассказали, в каких условиях очутились мы; причем попугали его, что, приехавши в Петербург, мы заявим прокурору о всем с нами проделанном этими бандитами и с помощью валаамских отцов, предполагая, что для них, монахов, будет неприятно наше заявление. Монах-капитан нас понял и, сочувствуя, дал совет: «Мы должны приехать на Валаам в четыре часа утра, если машина будет пущена полным ходом. Вы идите к настоятелю и расскажите ему все, что говорили мне, я думаю, он даст вам благословение на этом пароходе отправиться обратно, и вы успеете своевременно прибыть в Сердоболь к отходу поезда. Просил бы только вас не говорить отцу настоятелю, что ваша просьба исходит по моему совету».

Спать уже не пришлось: засел у манометра и смотрел, чтобы механик-монах не уменьшал давление пара.

Приехали в монастырь в четыре часа, как говорил капитан. Я и Мешаев бросились в монастырь к настоятелю-архимандриту. Он еще спал. Служка не хотел его будить, но мы настаивали, и он наконец решился пойти и разбудить архимандрита. После небольшого ожидания настоятель вышел. Подошли под благословение и ярко вкратце изложили свое положение и просили дать благословение на проезд обратно в Сердоболь на их пароходе, чтобы попасть к отходу поезда. Настоятель сделал несколько возражений и советовал лучше остаться: пароход мог опоздать к поезду, тем более что сейчас рано, народ спит еще, некому будет грузить дрова на пароход… Но все-таки он бы нас благословил, если бы мы заплатили 25 рублей за проезд. Немедленно вручили ему 25 рублей и еще дали столько же в пользу монастыря.

Успели зайти в собор и приложиться к святым мощам и оттуда побежали на пароход. Капитан, механик, матросы и нас четверо начали таскать дрова на пароход и скоро нагрузили нужное количество и тронулись в путь.

Всю дорогу волновались: доедем — нет? доедем — нет?

Ехали хорошо, стрелка манометра все время стояла на 100. Механик жаловался: «Так нельзя!» Но его и вообще всех монахов поблагодарили хорошо и приехали раньше, чем предполагали.

К пое: ду должны были приехать Волынский с компанией, нам было интересно посмотреть: какое произведет впечатление наше неожиданное присутствие здесь. Они не сомневались, что замуровали нас на Валааме на трос суток.

Выбрат я себе место весьма удобное, за тесовым сараем, откуда мне была видва дорога, по которой они должны приехать и не могли миновать сарая, под укрытием которого я находился, а потому неожиданный мой выхол должен был произвести несомненный эффект.

Но этс мне не удалось. Я не сообразил, что раньше они увидят пароход, стоящий около пристани, а это прежде всего должно их поразить.

Так и случилось: Меерсон первый заметил пароход, начал толкать рядом сидящего с ним Волынского, указывая на него; начали оба жестикулировать, махать руками, говорить с кучером, видно, сильно волнуясь; на лицах их появилось какое-то недоумение и испуг, а у Волынского лицо побледнело, голова ушла как будто в плечи, и я в этот момент вышел на дорогу. Кучер остановил лошадей. Я обратился к Волынскому: «Отдайте мои обратные железнодорожные билеты». Он поспешно, с испуганными глазами, видимо, сильно волнуясь, вытащил билеты из кармана и отдал мне, сильно толкнув кучера, чтобы скорее уезжал, как видно, опасаясь возможности с моей стороны испробовать свою силу на его спине. Было противно на такого труса смотреть и притом и смешно. Нужно сознаться, мне и хотелось огреть его как следует. На вокзале они куда-то исчезли, а также и в поезде их не видали, нужно думать, сидели в купе запершись и ни разу не вышли.

Поезд наш, как на грех, сильно опоздал прибытием в Петербург. Курьерские поезда, идущие в Москву, уже ушли, остался последний поезд пассажирский, если на него опоздаем, то придется остаться до следующего дня — этого не хотелось! Сели на лихачей, обещав дать хорошую прибавку, если не опоздаем на Николаевский вокзал к отходящему поезду. Приехали вовремя к третьему звонку и без билетов вскочили в вагон. В три часа дня на другой день были в Москве.