Слышишь пение?

Он глубоко вздохнул. "Наверно, лучше уйти", — подумала Анна, но вроде бы брат и отец не обращают на нее ни малейшего внимания.

— Не пойми меня неправильно, Руди. Я ужасно боюсь за нее. Но важны и ее собственные слова. Помнишь, там в письме: "Не пытайся ничего делать, какие бы новости до тебя ни дошли".

Повторяя слова сестры, он непроизвольно дотронулся до нагрудного кармана пиджака, и тут Анна поняла, ей и спрашивать не надо — отец все время носит письмо с собой и в одиночестве много раз его перечитывал, пока не запомнил слово в слово.

— Прости, папа, — смутился Руди.

Анна догадалась, что брату ужасно неловко, он отвернулся от отца и стал снова пересчитывать мелочь. Папа отошел в сторону и минут пять что-то переставлял на дальних полках. А когда вернулся к детям, стал самим собой, с лица исчезла тревога.

— Думаю, тебе мучительней всего то, что ты стыдишься быть немцем, — раздался тихий голос отца. — Наверно, уже наслушался резких слов, а кто-то и вовсе перестал с тобой разговаривать, так ведь?

Руди кивнул, а потом поднял голову и поглядел папе прямо в глаза:

— Мне не просто стыдно. Это еще полбеды. Но я же помню тех, кого я знал во Франкфурте, и мне небезразлично, что с ними! Миссис Гимпел пекла имбирные пряники. От Дагмар Бергер я был без ума. А мои приятели? Где они, папа? Гельмут старше всех нас почти на два года. Воюет в Польше? У меня эти вопросы беспрерывно стучат в голове, даже когда я в университете. Раза два я чуть не ответил на занятиях по-немецки, еле поймал себя за язык.

— Соберись с силами, сын. Конечно, я тоже мог бы себе позволить с головой окунуться в подобные мысли. Но нам необходимо работать, тебе и мне.

— Работать, — пренебрежительно фыркнул Руди, будто его занятия ничего не стоили.

— Да, работать, — повторил папа. — И помогать Анне — тоже работа. Если бы Гитлера и его свору учили, как заботиться о тех, кто слабее, защищать их, а не уничтожать…

Он резко оборвал себя на полуслове. Что ему припомнилось, недоумевала девочка, глядя на отца. Наверно, сам когда-то помогал младшей сестренке? Анне всегда нравились рассказы родителей о детстве. Особенно папины истории — в них прошлое прямо оживало. Но сейчас папу ни о чем таком не спросишь.

А может, попробовать?

Вдруг радостные воспоминания лечат раны, а не бередят?

Девочка шагнула ближе к отцу, почти коснулась шершавой, грубоватой материи на рукаве пиджака, и быстро, пока хватает смелости, заговорила:

— Тетя Таня хорошо училась, правда? Или ты ей часто помогал, папа?

— Она куда лучше меня успевала по всем предметам, кроме языков. И еще — никак не могла освоить езду на велосипеде. Хотелось ей ужасно, но ничего не получалось. Изо дня в день я бегал рядом, чтобы подхватить ее, если потеряет равновесие.

— И что, научилась она кататься? — заинтересовано спросила Анна, ей представились, словно на старых коричневатых фотографиях, двое детей, девочка на велосипеде и бегущий мальчик.

— В один прекрасный день полетела птичкой, — казалось, папа до сих пор удивляется, как это у нее получилось. — Едет и кричит мне, а я уже давно отстал: "Совсем нетрудно, Эрнст! Почему ты мне раньше не сказал, так легко!"

— Вот и у меня было то же самое, когда Руди объяснил про игру в карты и подсчет проигранных очков, — призналась Анна. — Даже не верится, как легко.

— Тебе еще долго учиться, пока полетишь птичкой, — хмыкнул старший брат.

Анна, приняв оскорбленный вид, гордо задрала голову.

— Я в себя верю. Мистер Апплби сказал: "Вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца".

— А я бы все-таки сначала повысиживал яйца, — поддразнил сестру Руди.

— Я… — Анна помедлила, вспоминая слова директора. — Я буду слушать пение.

— Пение иногда нелегко расслышать, Анна, — вздохнул папа. — Но ты верь. Давайте сегодня закроем магазин пораньше и вместе пойдем домой. А то мама будет беспокоиться.

Девочка глядела на отца, пока тот запирал магазин. Когда он умудрился так ссутулиться? Дочка ему теперь по плечо!

В испуге она обернулась и заметила, что брат смотрит на нее.

— Не волнуйся, Анна, — Руди, как взрослый, взял ее под руку.

И больше ничего не сказал. О чем он — может, и сам не знает? До чего же хорошо шагать домой между братом и отцом, держа обоих под руки!

Глава 15

— Анна, сосредоточься, — потребовал Руди.

Анна вздохнула: учить алгебру — это тебе не на велосипеде кататься. Тут не полетишь птичкой, крича: "Совсем нетрудно!" Больше похоже на те долгие дни, когда папа бежал рядом с тетей Таней и объяснял ей, как держать равновесие, а у нее ничего не получалось.

— Начинаем снова, — сказал брат. — Похоже, ты не поняла первого шага.

— Не могу больше, — Анна бросила карандаш на стол и наблюдала, как он катится по поверхности, даже не пытаясь его подхватить. Руди поймал карандаш у самого края стола.

— Прямо беда с тобой сегодня. Если не желаешь заниматься, у меня других дел полно, поинтереснее, что бы там папа ни говорил!