SM: Доверие

– Нет. На тот момент не знала. Я даже предположить не могла… Когда он привязывал меня к кровати, я спокойно отнеслась к этому. Привычная вещь. А вот когда он укусил меня… Этому извращенцу мало было кусать, ему нравились крики. Но изображать боль и страдания было бесполезно. Он мигом чувствовал любую фальшь и сразу приходил в состояние бешенства. Вот тогда-то я и почувствовала это в первый раз. Пожалуй, самое прекрасное чувство за все годы. Когда у тебя есть силы и возможность забыться. Когда после всего этого меня оставили в покое на целых три дня. Представляешь? Когда обо мне начинали хоть как-то заботиться, и моё пребывание в том проклятом доме становилось более человеческим. Эта связь закрепилась почти мгновенно: боль – отдых. Именно после таких клиентов обо мне вспоминали по-настоящему. И это касалось всего: еды, лекарств, сна. Очень быстро я начала сама проситься к таким клиентам. Постепенно я дошла до того состояния, когда мне начало казаться нормальным, когда боль становится проявлением любви и заботы. Если бы я тогда знала, на какой скользкий и опасный путь становлюсь, как это изменит меня, то, может, и задумалась бы. Но тогда это казалось мне единственным спасением.

Я чувствовала, как дрожат мои руки. Я засунула их в карманы куртки и искоса посмотрела на Лилю. Та казалась совершенно невозмутимой. Она спокойно вела машину. Складывалось такое впечатление, что она мне рецепт пирожков рассказывает.

– Боль быстро стала моим наркотиком. Я не могла без неё. Дошло до того, что если не было таких клиентов, я сама… травмировала себя. Вот тут я крепко подсела на всё это. Потому что поняла, что таким образом, могу выплеснуть всё то, что копилось внутри меня. Ненависть, злобу, презрение. Это было похоже на то странное чувство метания. Когда ты понимаешь, что делаешь плохо и всё равно делаешь. Не можешь остановиться.

– Тебя не наказывали за это? Неужели никто не видел, что ты делаешь?

– Нет. Я старалась делать это тогда, когда меня никто не видит. Мне удалось спрятать шпильку для волос. Я заточила её концы и просто… протыкала свою кожу. Два маленьких пятнышка. Кто из заметит? Тем более что заживали они достаточно быстро.

– Прости, но это… ненормально.

– Я знаю. И тебе не за что извиняться.

– Нет, есть за что. Я тебя только что обвинила.

Лиля сбавила скорость и задумчиво смотрела на дорогу.

Она говорила такие ужасные вещи совершенно спокойно. Как будто… ничего и не было. Как так можно? У неё в глазах не было и слезинки. Ей совершенно себя не жаль? Она до такой степени ненавидит саму себя? Но за что? Разве была хоть капля её вины во всём произошедшем?

– Человек в таких ситуациях часто теряет свой облик, превращается в животного. Это был способ выжить и не сойти с ума. Это лучше алкоголя и наркотиков, лучше самоубийства.

– Но ты не животное…

– Я хуже, – Лиля усмехнулась и прибавила газу. – Мне всё равно. Я стала равнодушной. Я недочеловек.

– Неправда! – мой тихий восклик её удивил. – Неправда. Иначе ты бы отнеслась ко мне по-другому. Не сняла наручники, например. Тогда ты бы не пыталась спасти того мужчину. Того, ради кого ты всё это затеяла. Так что тебе не всё равно.

Лиля с благодарностью посмотрела на меня. В её каре-зелёных глазах я заметила большое облегчение.

– Может быть. Но теперь я со спокойствием и невозмутимостью отношусь ко всем этим ужасам. Они мне кажутся какими-то… обычными. Как будто так и должно быть. Когда одна из девушек впервые вскрыла себе вены, я долго плакала и не могла спать. Я так сильно переживала за неё. Она истекала кровью и никто не мог остановить это. Наш врач не сумел её спасти. Это был второй раз, когда я столкнулась со смертью. Когда Пугало застрелил Джека, я это восприняла как-то… странно, будто всё понарошку. Не по-настоящему. Смерть Марины стала для меня серьёзным потрясением. Вот она делится со мной шоколадкой, тайком ото всех, и вот её вытаскивают из ванны. Голую, мокрую, истекающую кровью. И в её глазах я не вижу жизни, не вижу блеска… В тот вечер я исполосовала своё бедро, в попытке справится со всем этим. С такой силой втыкала шпильку, что просто сломала её, – Лиля глухо откашлялась и попросила меня достать бутылку воды из бардачка. Сделав пару глотков, она продолжила. – Спустя полгода Женя выбросилась из окна. Она пыталась сбежать от клиента и просто с разбегу выпрыгнула почти с третьего этажа. Я наблюдала за тем, как она лежит на земле и кричит от боли. Как дёргано ходит вокруг неё француз и выясняет отношения с сутенёром Жени… Её добили только через полчаса. Один выстрел и тишина. А я лежала на кровати, совершенно спокойная и равнодушная. Будто и не случилось ничего.

– Пожалуйста, остановись, – я с такой силой вцепилась в ручку, что готова была открыть дверь прямо сейчас и выброситься на дорогу на полном ходу.