См. статью «Любовь»

Когда открылась дверь и в нее осторожно всунулась голова «Диогена», Орф был погружен в чтение знаменитого сочинения Фридриха Вильгельма Ницше «Воля к власти». На курсе подготовки следователей СС его любимый и горячо почитаемый инструктор порекомендовал непременно ознакомиться с книгой великого философа «Так сказал Заратустра», и Орф, который не без основания видел в себе интеллектуала, тут же принялся за чтение и моментально был захвачен бурным, волнующим темпом дикого и глубокого повествования, однако следует отметить, что «Воля к власти» несколько разочаровала его, поскольку Ницше утверждал в ней, что вообще не существует ничего, что можно назвать объективной истиной. Сам Орф полагал, что одна объективная истина существует, поскольку человек, к половому органу и соскам которого подключают электроды, в конечном счете открывает такие вещи, в которых безусловно присутствует элемент истины. И пусть это не более чем его личная персональная истина, но невыносимая боль делает в конечном счете признания всех подследственных похожими друг на друга и невольно пробуждается подозрение, что один и тот же голос, ужасающий голос страдания, вещает их устами — выкрикивает из их утробы свои откровения.

Воистину странным могло показаться то, что и Элия Гинцбург пришел к аналогичным выводам. Он был бы готов поддержать мнение следователя СС Орфа, если бы тот не занимался тем, чем он занимался. Поскольку наш Диоген, как и его предшественник в свое время, не жалел никаких усилий и не страшился опасностей в неустанных поисках истины, судьба привела его в пыточный подвал тюрьмы Павяк. Орф взглянул на мерзкого еврея и содрогнулся от его вида и исходившей от него вони. Суровым голосом спросил, что он тут делает. Гинцбург сунул руку под свою драную заскорузлую рубаху и вытащил оттуда три листовки, оповещавших евреев гетто о готовящихся массовых высылках на Восток «с целью нового расселения». Бунтовщики призывали не верить этой лжи. «Не расселения, а уничтожения!» — вопили прокламации по-польски. Орф вскочил на ноги и приблизился к Гинцбургу, предусмотрительно заткнув нос платком. «Подозревай каждого! — учили его в военной школе. — Самые по виду невинные и простодушные оказываются самыми опасными!» Он тут же принял решение. Мгновенно захлопнул за Гинцбургом дверь и жестом пригласил его пройти на середину помещения. Затем запер дверь на ключ. У него появилось смутное ощущение, что еврей завернул сюда по ошибке, но он ни в коем случае не собирался упустить возможность. Он надеялся вытянуть из него сведенья о распространителях преступных листков. Когда окончится следствие, он сможет представить результаты фон Замерену и хоть немного поднять свои акции в его глазах. Он радостно потер руки, как муха трет лапки перед едой. Потом повернулся, надел свой черный рабочий передник и привычно провел ладонями по гладкой холодной поверхности, что придало ему уверенности. Со странной нежностью коснулся плеча Гинцбурга и усадил его на стул, предназначавшийся для подследственных. Не спеша обогнул стол, уселся против нежданного посетителя, сложил руки на груди и спросил с подчеркнутой деловитостью:

— Итак, кто ты?

Его поразила счастливая улыбка, расплывшаяся по лицу еврея.

— Кто я? Кто я? — радостно закивал Гинцбург.

Вот — попытка его удалась: теперь они тоже интересуются, кто он! Значит, верно про них говорят, что они-то умеют выведать правду, даже если человек поклялся не выдавать ее. Или не способен самостоятельно нащупать. Он давно уже подозревал, что на самом деле каждый человек знает про себя все: и кто он такой, и для чего родился на свет — для чего послан в этот мир, и что, в сущности, представляет собой та жизнь, которой он живет, но из-за какого-то досадного изъяна не способен вытащить эту глубоко запрятанную правду на поверхность, пересказать даже самому себе. Нет, возможно, есть и такие, что способны, наверняка есть, но он, Гинцбург, пока что не преуспел в этом деле. Очевидно, потому, что он действительно немного повредился в уме, как дети утверждают в своих песенках-дразнилках. Но ничего — и со своим слабым умишком он сумел добраться до этой замечательной тюрьмы, без помехи проникнуть сюда, и теперь против него сидит симпатичный молодой человек, серьезный такой, сразу видно, что он просто мечтает помочь. Тут же, без обиняков, задал самый важный вопрос!

— Кто ты? — снова спросил Орф, на этот раз уже без улыбки.