Попрощавшись, Кравченко вышел в холл. Брагин последовал за ним. Около стойки регистратуры красовались две напольные растяжки, на которых улыбалась красивая женщина с родинкой на левой щеке. Ее лицо показалось Брагину смутно знакомым, наверное, актриса какая-то, все они были на одно лицо — глаза, губы. Стены холла украшали фотографии сотрудников. Около одной Брагин замедлил шаг — в большой рамке висело фото сотрудников клиники. В центре стояла улыбающаяся Наталья Александровна. На этом фото она была блондинкой с пышными волнистыми волосами до плеч, а не брюнеткой с короткой стрижкой, как сейчас. Брагин не мог объяснить, чем его привлекла эта фотография, просто сработала интуиция. Подстриглась женщина, и что?
Подполковник остановил проходящую мимо женщину в белом халате.
— Когда сделана эта фотография?
Врач наморщила лоб.
— Месяца два назад.
— А вы давно тут работаете?
— Да, восемь лет.
Брагин спрашивал наугад, в надежде нащупать хоть что-то.
— Наталья Александровна часто меняла прическу?
— Нет, только недавно. Она всегда была блондинкой.
— Как думаете, что ее могло подвигнуть кардинально изменить прическу?
— Об этом вам лучше у Натальи Александровны спросить, — усмехнулась врач.
Кравченко с интересом наблюдал за диалогом.
— Что это было? — спросил он, когда врач ушла. — Вы что-то нащупали?
— Да я сам пока не знаю, — пробурчал Брагин. Он был недоволен собой — чувствовал, что упускает какую-то деталь, которая находится у него прямо перед глазами. — Крутится в голове что-то, никак не ухватить.
— Ну-ну, — усмехнулся капитан. — Надеюсь, просветите, когда разберетесь, а сейчас пора ошкурить подозреваемого.
За допросом Киселева Брагин наблюдал на экране монитора, вернее, пока только за самим Киселёвым — допрос еще не начался. Мужчина нервничал — ёрзал на стуле, оглядываясь на запертую дверь, но Кравченко в допросную не спешил. Усевшись на краешек стола, он пристально вглядывался в экран.
Камера поймала очередной затравленный взгляд подозреваемого.
— Пожалуй, хватит.
Капитан снял пиджак и расстегнул ворот рубашки.
В допросной он нарочито медленно закатал рукава, небрежно бросил на стол папку и громыхнул стулом, усаживаясь. Дешевый, киношный прием, но на тех, кто впервые оказывался один на один со следователем, производил впечатление. И Киселёв не был исключением. По тому, как проступили побелевшие костяшки пальцев в крепко сжатых кулаках, как вздрогнули его плечи, было видно: он напуган.
Кравченко молчал, буравя подозреваемого тяжелым взглядом.
— Почему я здесь? Что вы от меня хотите? — не выдержал Киселёв.
— Откровенного признания.
— В чем? Я ничего не сделал! Ко мне уже приходили из полиции, я все объяснил! Спросите их!
Грохот врезавшегося в столешницу кулака заставил его вздрогнуть.
— Ваньку валять решил?! — взревел капитан, артистично симулируя бешенство. — Зачем ты убил Федорчук? Что тебе сделала Молчанова?
Брагин не одобрял такую манеру ведения допроса. Грубая, топорная работа. Сам он предпочитал вести с подозреваемым интеллектуальную игру, давить аргументами, подлавливать на нестыковках. Легавая, методично загоняющая прыгающего по кустам зайца, была ему гораздо симпатичнее медведя, прущего напролом. Да и не на каждом допрашиваемом нарочитая грубость срабатывала, многие, наоборот, уходили в молчанку.
— Я никого не убивал! — плаксиво взвыл Киселёв.
— У нас есть видео.
Брагин поднял лицо к камере под потолком.
— Поставьте видео теплохода от седьмого июля. Хотя нет, давайте сначала видео с Удельной от третьего числа.
На экране вмонтированного в стену телевизора показалась платформа Удельной. Люди с детьми, собаками, сумками, тележками и удочками сновали по перрону. Подошедшая электричка втянула в себя толпу, платформа опустела. Затем постепенно начала наполняться вновь.
— Вырубай, хватит с него, — приказал Кравченко.
Изображение на экране застыло.
Капитан поднялся и принялся прохаживаться за спиной Киселёва, нервируя его.
— Но меня нет на видео! — подал голос задержанный, пытаясь извернуться, чтобы заглянуть в глаза капитану.
— Нет, так будешь, — уверенно заявил капитан. — Дату на стоп-кадре видишь? Третье июля восемь тридцать утра. Эту подпись невозможно подделать, она ставится автоматически. Так что найдем тебя, не беспокойся, досмотрим до одиннадцати часов, когда ты девушку под поезд толкал, и найдем. Мои люди уже начали просматривать запись. После того, как они найдут кадры, где ты пытаешься столкнуть Молчанову под поезд, для тебя все будет кончено. Поезд уйдет. Но если сейчас все расскажешь сам, можем оформить чистосердечное признание, которое зачтется на суде. Тут вопрос времени: кто быстрее — они или ты.
Последние слова Кравченко проговорил спокойным, даже доброжелательным тоном. А с Киселёвым вдруг произошла разительная и непонятная перемена. Если совсем недавно он готов был отстаивать свою невиновность, жаждал объясниться, то, увидев пленку, замкнулся и словно закаменел. Хотя должно быть наоборот.
— Больше я ничего не скажу.