Смайлик на асфальте

Его заставили подойти к гробу, и с каждым шагом один из братьев наносил ему в спину символический удар ножом. Однако последний удар — в тот момент он уже переступил порог зала — был нанесен не бутафорским, а настоящим кинжалом. Корсо упал, истекая кровью.

Далее сознание то возвращалось, то покидало молодого человека. Иногда ему казалось, что сквозь пелену, застилающую разум, он слышит голоса. Огромных трудов ему стоило не застонать, потому что иначе его бы его добили.

— Он жив? — коротко спросил женский голос. Тот, который еще недавно нашептывал ему о любви, теперь звучал зло и раздраженно.

— Вроде нет, — прозвучал голос Симановича.

— Вроде?! Что ты наделал, идиот!

Корсо осторожно повернул голову. Рядом с ним стояли Симанович и… Так вот как выглядит та, которую он боготворил! Острый подбородок, узкие губы с ярко-красной помадой, длинные темные брови, почти сходящиеся у переносицы, от чего лицо кажется хмурым и злым. А, может, она такой была всегда.

— Идиот!

— Он мог выдать меня полиции, — оправдывался Симанович.

— Если тебя еще не взяли, значит, он ничего не успел рассказать. Но зато теперь его смерть могут связать с ложей!

— Виноват, ваше высочество.

— Ладно. Что сделано, то сделано, — наконец смягчилась княгиня. — Рядом крутится бывший сыскарь из Петрограда. Вот пусть он и поведет французское следствие по ложному пути. Бери труп и неси на улицу.

Симанович положил тело посередине проезжей части, а княгиня нагнулась и что-то быстро начертила на асфальте. В неверном свете ночных фонарей Корсо не видел, что это был за символ, но я не нуждался в пояснениях. Симанович с княгиней ушли. Энтони постарался подняться, ноги его не держали. Рю де Иветт была абсолютно безлюдной, и его слабый голос, снизившийся до шепота, потерялся в ночи.

Выслушав рассказ молодого человека, Дальбан сразу же дал распоряжение удвоить бдительность во всех банках, он не исключал еще одной попытки, и я был с ним согласен. Забегая вперед, скажу, что Симановича взяли через два дня, когда он вновь пытался положить на счет фальшивые деньги. Симановича осудили за мошенничество, дело было достаточно громким, о нем много писали газеты. Но вернемся к Антону Карсавину. Утомившись долгим рассказом, он впал в забытье, а я задумался.

Значит, узкое, злое лицо, острый подбородок, черные брови вразлет. Такое лицо я видел совсем недавно в «Ланвене» — княгиня Эристова. Ее расчет был правильным. Если бы не исповедь Корсо, я бы сейчас искал в его окружении того, кому была выгодна его смерть, что, собственно, я и делал последние два дня. И не находил бы того, кто желал ему зла. Я надеялся, что Дальбан задержит княгиню, но он с сожалением покачал головой.

— У полиции на нее ничего нет, ни единого доказательства причастности. Особа она видная, имеющая покровителей среди влиятельных граждан Франции, ничего кроме лишних проблем для себя мы из этого задержания мы не получим.

— А как же слова Энтони? — с вызовом спросил я.

— Это только слова. Мы ведь даже не вели протокол.

Он с раздражением впечатал кулак в стену.

— Эх, если бы можно было устроить очную ставку…

Я понимал его чувства — Антон был без сознания. Ему стало хуже, и врачи уже не обнадеживали.

— Тогда задержите Симановича! — воскликнул я. — Надавите на него, чтобы признался.

Но Дальбан вновь покачал головой:

— Только после того, как он совершит преступление. Если Корсо вдруг умрет, у меня не останется ничего. Нас подымут на смех.

Вот что мне совершенно не нравилось во французской полиции, так это их страх совершить ошибку. Если мы в Петербурге считали, что лучше ошибиться, чем сидеть сложа руки, то здесь полагали иначе: если боишься выглядеть глупо или вызвать недовольство начальства, не делай ничего. Я понимал, что действовать мне придется самому.

Прежде всего, я задумался о письме. Что такого могла придумать Натали? Она выскочила в вечернем платье прямо с показа — наверняка для того, чтобы передать письмо и получить деньги. Но вряд ли все было так просто. Если она просто хотела отдать письмо, то в чем состояла ее придумка, о которой говорил Карсавин? И если письмо было передано, зачем тогда перевернули дом Баженовых? Я пришел к выводу, что Натали не отдала письмо. Возможно, девушка положила в конверт страницы, переписанные своей рукой, а настоящие спрятала.