Smaranam. Памяти Октябрины Федоровны Волковой. Сборник статей

Наиболее влиятельная европейская индологическая традиция интерпретировала ведийские мифологические единицы как олицетворения природных феноменов. Нормативное выражение этот подход получил в работах Г. Ольденберга¹⁰, считавшего ведийских богов обожествленными природными сущностями, и А. Макдонелла¹¹, объяснявшего их аморфность и отсутствие «индивидуальности» тем, что породившее их религиозное сознание было близко натуралистическому воззрению на мир— точка зрения, распространенная и во многих современных работах. Были и другие подходы к интерпретации ведийского религиозного мировоззрения, например, связанные с попыткой усмотреть в ведийских мифах репрезентацию извечного мирового закона, который регулярно «проигрывается» в ритуалах. \

Ведийское религиозное сознание толковали и в духе идей фрейдизма, полагая исходной точкой миропредставления некое глубинное сознание ведийского человека, сокровенные структуры которого при встрече с жизнью реализуются в представлениях о богах¹². Развивающий эти взгляды Я. Гонда, заимствуя некоторые принципы структурализма и сочетая их с элементами глубинной психологии К.Г. Юнга, «спиритуализовал» ведийские мифические персонажи и считал их архетипами, связанными с присутствующими в макро- и микрокосме скрытыми силами, которые видели внутренним оком визионеры-риши, слагатели ведийских гимнов. В центре такого мира, по мнению Гонды, находится «ядро жизни», творческие жизненные силы, и главная из них — брахман, мировое начало, поддерживающее и наполняющее богов, питающее энергией мантры и обряды и т.п. Его ритуальным коррелятом является скамбха, «космическая опора»¹³.

В ином направлении интерпретирует ведийскую мифологию Р. Дан-декар. Он выделяет некую магическую потенцию, представление о которой было свойственно многим архаическим культурам, и полагает, что она мыслилась распределенной в разных пропорциях между богами, людьми, животными, растениями и другими обитателями явленного мира¹⁴. Не ставя себе цели привести все существующие толкования ведийской религиозности и тем более дать им оценку¹⁵, отметим одно важное обстоятельство. Хотя мировоззренческое ядро ведизма было связано с политеистическим мышлением и ставило человека в зависимость от многих богов, уже тогда, видимо, наметились поиски некоего универсального космического организующего принципа, абсолютного мирового первоначала.

Эти поиски продолжались и позже. В брахманах и упанишадах на роль космического абсолюта претендовали различные элементы жреческой магии обряда или слова, жреческий ритуал или мистическая сила, заключенная в мантрах* Поиски неизбежно привели к сложению концепции брахмана, того высшего объективного непостижимого начала, из которого возник мир вместе со всем, что в нем существует, и в который этот мир периодически свертывается. Брахманы и упани-шады также пропитаны мифологией, хотя в них на первый план выходят ритуалистика и умозрение. Образы божеств в этих текстах как бы подтягиваются к безличному умозрению, выработанному брахманским жречеством, и обретают то поистине космическое измерение, которое будет сопутствовать им и дальше.

Следующий важный этап в развитии индуистской мифологии представлен в великих эпических поэмах «Махабхарата» и «Рамаяна». В эпический период предшествующий ведийско-брахманистский комплекс мифологических воззрений был преобразован и адаптирован в первую очередь к нуждам не жречества, как было до сих пор, а кшатриев, воинского сословия. И потому, хотя центральной темой мифа по-прежнему является беспрестанно возобновляющаяся борьба противоположных сил, закона-дхармы и беззакония-адхармы, акценты существенно меняются. Космогонический ореол Индры блекнет и на первое место в его мифическом образе выступают черты идеального царя, сакрального образца для подражания земным владыкам¹⁶. Происходят и другие изменения, на которых мы не будем останавливаться, чтобы не отходить от основной линии изложения, связанной с главной тенденцией в развитии индуистской мифологии.

Несмотря на все преобразования, главные «силовые линии» эпической мифологии остаются теми же, что и в предшествующем ведийском слое. Именно они определяют и основные характеристики эпических персонажей, и ход основного повествования. Центральный сюжет— борьба Пандавов и Кауравов, вылившаяся в масштабную «битву народов», является слепком мифа о борьбе Индры с Вритрой, богов с асурами. Более того, сопряженные с мифологией эпические повествования и сами нередко воспринимаются как мифы¹⁷.