Смартфейс

– Я бы поломала такие, – смеется Фрейя. Последние пару недель девушка жила словно в тумане, с трудом находя минутку, чтобы подумать. А с личным помощником, снявшим с плеч заботы, Фрейя получила больше времени для чего-то нового, и у смартфейса всегда было что предложить. Девушка пыталась удалить программу. Начинала процесс несколько раз, но, когда дело доходило до решающей точки, всегда находилось что сказать, хотя бы одно последнее слово. Ничего страшного не произойдет, если Фрейя позволит ей остаться немного подольше, и, как Руби уже сказала, она никому ничего не обещала в прямом смысле этого слова. Мать не понимает, что теперь у нее есть кто-то после всех этих месяцев, когда она возвращалась домой и видела перед собой только дверь в комнату Джулиана, откуда доносились странные звуки. Каждый день, проведенный со смартфейсом, был намного ярче предыдущего.

– Обычные я бы тоже сломала, но эти крепкие, как сталь, – успокаивает ее голос.

Фрейя шевелит своей маленькой ручкой, ногти пока еще не накрашены.

– А что бы ты предложила?

– Я? Мне нравится вот этот.

Смарт-очки проецируют бледно-зеленый ноготь, на котором изображена золотистая fleur-de-lys[8]. Фрейя прищуривается, чтобы увеличить изображение. Несмотря на старомодность, этот знак имеет к сестре прямое отношение. Существует некая семейная история о предке, сбежавшем в Англию во время Французской революции, к которой Руби с каждым рассказом добавляла новые, все более сомнительные детали. С изображением в памяти всплывают времена, когда сестры сидели вместе в ненастную погоду и мастерили кораблики или рисовали друг другу татуировки с помощью подводки для глаз. Фрейя кивает в знак того, что дизайн ей тоже нравится.

– Раньше у Руби был только один лак для ногтей, – размышляет Фрейя. – Даже у меня их было несколько, хотя я никогда ими не пользовалась. То был сумасшедший неоново-синий, вероятно, купленный на распродаже. Сестра изгрызала ногти даже больше, чем я.

Фрейя проходит мимо закрывающегося минимаркета, кислый запах от заполненных контейнеров с мусором заставляет ускорить шаг. Дорога сворачивает, на углу растет клочок травы и стоит металлическая фигура лисы.

– Тот самый, который мать купила, когда нам отрубили электричество. Электрический синий от «Шанель».

Фрейя останавливается, обдумывая, правильно ли услышала.

– Что ты сказала?

– Лучше бы она оплатила счет.

Этот факт, совершенно новый для Фрейи, звучит до жути правдиво. Мать Руби не умела распоряжаться деньгами, не составляет труда представить, как она возвращается домой с крошечным пакетиком от «Шанель», не обращая внимания на почтовый ящик, который переполнен последними предупреждениями от электрической компании. Но как же смартфейс узнал об этом? Фрейя предполагает, Руби могла написать одному из своих друзей сообщение, в котором рассказала историю, или, возможно, покупка отслеживалась. В любом случае это прекрасно сохранившаяся частичка информации о сестре из далекого прошлого. Опасность заключается в том, что какой-нибудь факт, поданный смартфейсом, может превратить Руби в незнакомого человека.

– Мы когда-нибудь бывали здесь раньше?

Фрейя меняет тему разговора. Впереди станция метро, железнодорожный мост и несколько квартир из красного кирпича. Машины медленно поворачивают за угол, двигаясь на одной скорости.

– Думаю, да. Видишь ту лису? Здесь должны быть еще статуи… их убрали.

Фрейя осматривает ржавый металл, искусно сваренный в заостренную морду. Вероятно, какой-то националист намалевал на спине лисы красный крест в годы массовых беспорядков. Девушка касается лисьего уха, на пальце остается чешуйка краски. В Линкольншире лисы боятся ружей фермеров и держатся подальше, но лондонские лисы сами ждут, пока люди уйдут с их пути. Они стоят на своем, одаривая вас взглядом, словно говоря: «А ты попробуй». Не так сильно отличается от блеска, который появлялся в глазах Руби, когда она что-то вбивала себе в голову. Только это больше походило на: «Попробуй, останови меня».

По особым случаям Руби отвозила Фрейю на автобусе в город, который не походил на то, что видели туристы, равно как и не подходил для поприща молодых специалистов. То был Лондон лис, закоулков, нор, сумеречных обитателей и талонов на питание. До тех самых пор Фрейя придерживалась идеи о том, что столица – это стерильное место, состоящее из бетона, машин и тел: людей, которые снуют повсюду с мертвыми глазами, не глядя друг на друга. Вскоре после переезда девушка решила, что ее естественная среда обитания находится где-то в небольшом местечке, с людьми, которых она могла узнать, и пением птиц в саду. Казалось, Лондон всегда направлял в одни и те же места: закрученное безумие улицы Пикадилли или мрачные дороги между Трафальгарской площадью и Гайд-парком. Подруга, еще не ставшая тогда приемной сестрой, была возмущена этим упрощенным представлением о любимом городе.