«Да, я ослушалась и танцевала с врагом дома Ланье, но мне уже скоро девятнадцать лет и…»
– Явилась? – спросила Эдита Павловна, положила руку на перила и направилась в мою сторону. Рука скользила, а я взглядом следила за ней…
– Приехала.
– Я не собираюсь тратить время на предисловия и эпиграфы, Анастасия. Я достаточно долго пыталась объяснить тебе, кто ты, кто я и что означает империя Ланье. – Бабушка подошла ко мне и гневно скривила губы, множество мелких морщинок окружили ее рот, они побежали выше – к глазам, в которых полыхал уже знакомый коричнево-оранжевый огонь. – Ты считаешь, что можешь поступать так, как тебе вздумается, но у тебя нет такого права. Запомни это раз и навсегда. Ты принадлежишь мне.
Убрав прядь волос за ухо, чтобы не мешалась, я вспомнила все заготовленные ответы, выбрала один и уверенно произнесла:
– Я принадлежу только себе и имею право на…
Но договорить я не смогла. Эдита Павловна размахнулась и… со всей силы ударила меня! Удар пришелся на ухо и щеку, он оглушил, шокировал, взорвал ночь и еще что-то взорвал, но уже во мне… Качнувшись на каблуках, потеряв равновесие, я кубарем полетела вниз по лестнице и через пару мгновений стукнулась головой о последнюю ступеньку…
– Я устала тебя воспитывать, – понеслось мне вслед. – Может, ты так поймешь?
Мир выключился, будто кто-то мелкий и злой подошел и рванул на себя рубильник, который отвечал за воздух, свет, звуки и многое-многое другое. Кровь во мне остановилась, и показалось, будто она потекла в другую сторону – обратную… Я открыла глаза и увидела Эдиту Павловну, все так же стоящую на втором этаже – прямо и горделиво. «Кружите, вороны, кружите…» Картинка в глазах задрожала, я стала подниматься, села, а затем… В моей голове образовался неимоверный хаос, на меня набросились незнакомые фразы, лица, голоса, они переплетались, кружили и наполняли мозг с бешеной скоростью, не оставляя даже сантиметра свободного пространства. Я моргнула и увидела перед глазами совсем другую картинку. Эдита Павловна стоит ровно на том же месте, а напротив стою я, только маленькая – лет шести… «Я не желаю видеть это отродье! – кричит бабушка, сжимая кулаки. – Она похожа на свою мать! Из-за нее на этом свете больше нет моего сына! Уберите девчонку с глаз долой!» Бабушка размахивается, бьет меня по лицу, и я кубарем лечу вниз и стукаюсь головой о последнюю ступеньку, а дальше… Серый от старости потолок с миллионом извилистых трещин, паутина с дохлой мухой, пыльная люстра, напоминающая самую обыкновенную трехлитровую банку, выцветшие желтые шторы с двумя большими дырками посередине.
«Проснулась? Вставай. Нечего валяться», – раздается незнакомый ворчливый голос. Дальше была уже ссылка и тетя Тома…
Теперь я знала, как оказалась в деревне и главное – почему потеряла память. Сейчас она возвращалась в полной мере, и остановить этот неимоверный поток пестрой информации я была не в состоянии.
Мама – она улыбается…
Коляска и кукла…
Папа… «Отойди от меня…»
Смешной игрушечный паровоз с глазами…
Много бескрайней воды и чайки над волнами…
Детская кровать и разбросанные рисунки…
Я сижу в машине, а неподалеку мама разговаривает с незнакомым мужчиной… Он начинает казаться мне знакомым, у него есть явное сходство с Климом Шелаевым – это его отец…
Громкий смех Коры, ворчание Семена Германовича. «Эти фломастеры мои, отдай!» – визг такой же маленькой, как и я, Леры…
Между мной и Эдитой Павловной было приличное расстояние, но мы встретились взглядами, и я поняла, что она тоже вспомнила тот день. Если ваша внучка два раза пилотирует со второго этажа, вы вряд ли забудете это…
Поднявшись, я обняла себя за плечи и пошла вверх по лестнице, меня колотило, как в лихорадке, кружилась голова, пружинили ноги – прошлое настойчиво продолжало возвращаться, оказалось, не так-то просто справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Мелкие детали, какие-то вещи, обрывки фраз, люди, люди, люди… И несколько раз я – падающая с высоты. «Она похожа на свою мать!»
– Иди спать, – металлическим тоном произнесла Эдита Павловна, но ее щека дергалась, видимо, внешняя монолитность была напускной.
Ничего не ответив, я прошагала мимо, зашла в свою комнату, закрыла дверь на замок и… зарыдала. По щекам ручьем текли слезы, тело сотрясалось, душа металась, стонала и просила хоть что-нибудь исправить… Мне было больно, нестерпимо больно – до отчаяния. Я бросилась к шкафу, достала письмо Тима и разорвала его.