в них. Беспрерывно возражай и спорь с ними. Зелье давай, чтобы постоянно отравлены были
головы у них. Озлобятся они, о войне неизбежно заговорят, захотят с кем-нибудь сражаться.
Военную одежду наденут. Айван тоже наденет, все лишнее снимет с себя – ведь нет ничего
Смеющийся Пеликен Евгений Наумов
лишнего в военной одежде. Амулет тоже сам снимет! Иди!
Свистун под землю скрылся. Онкой выскользнул из шатра. Послышался его гнусавый
голос:
– Люди! Не пейте плохого…
Лайнэ бросилась искать сына, чтобы поведать ему о страшном замысле рэккенов.
Камыснап медленно взбирался вверх по отвесной скале.
Кривые скребки скользили и срывались, но крабьи клешни цеплялись за малейшую
трещинку или бугорок, доска с деревянным стуком тащилась по камням. Шурша, под ней
осыпались осколки льда.
Неподалеку из сугроба высунулась косматая голова дикого человека Тэрыкы, по-
собачьи отряхнула снег и стала озираться.
– Кто шумит? Кто спать не дает?
Маленькие и светлые, словно прозрачные льдинки, глаза его остановились на
карабкающемся чудище.
– Камыснап… Снова лезешь куда-то?
Ответа Тэрыкы не получил. Дикому человеку никто не отвечал, не разговаривал с ним.
Если дикий, что с ним разговаривать! Но Тэрыкы и не ждал ответа. Он выбрался из сугроба, крепко сжимая круглую каменную колотушку, которую называл укоризной. Быстро
оглянулся и уселся на широком выступе, почесывая лохматую грудь. Светлые глазки его
холодно и настороженно следили за чудовищем.
Он лишь недавно устроился в теплом сугробе, на долгий зимний отдых. Одну из пещер
в скале занесло снегом, и Тэрыкы об- любовал ее для зимнего отдыха, все запасы корешков и
ягод туда перенес. Жил он только в забитых снегом пещерах, а иначе какой- нибудь зверь
залезет, потревожит.
Правда, звери дикого человека не трогали, потому что и он их не трогал, а наоборот, часто выручал из беды: запасами делился пли предупреждал о появлении кровожадного
охотника. Все лето Тэрыкы бегал по тундре, в сопках резвился, собирал припасы на зиму, а
когда наступали лютые холода, нырял в глубокий сугроб. Зимой Тэрыкы редко из снега
выбирается – только чтобы побегать, залежавшееся тело размять, когда яркие сполохи
играют высоко в небе. Потому и живет долго, что никому вреда не причиняет, крови не
проливает, а вида ее даже не выносит. Того, кто живые существа обижает, Тэрыкы очень не
любит.
Увидит, охотник подкрадывается к мирному зверю с намерением кровь пролить, сразу
же неслышно подбежит сзади и укоризной по голове тюкнет. Не сильно, но тот, кого
коснулась укоризна Тэрыкы, сам диким становится. Бегает, ничего не ест и даже воды не
пьет. Его тоже начинают бояться. Сильно действует укоризна!
Лицо Тэрыкы все волосами заросло, но глазки у него зоркие Заметил на рваном рту
чудовища засохшие бурые пятна.
– Камыснап, никак, крови напился, поганый!
Ничего не спрашивает Тэрыкы, потому что никто ему все равно не отвечает. Не
ответил и Камыснап, продолжал упрямо карабкаться на скалу, осыпаемый ругательствами.
– Да что же это такое! Камнем бы тебя пришибить, пакостный! Морда в крови, и еще
куда-то лезет…
В раздумье почесал косматую голову. Простодушное существо Тэрыкы – если сам не
видел, утверждать точно не берется. Но ведь рот в крови! Не из ручья же пил ее…
Но знал Тэрыкы и другое. Сам Камыснап ни на кого не нападал. Только чужие
Смеющийся Пеликен Евгений Наумов
повеления выполнял, а тех, которые на его пути становятся, уничтожал без жалости. Не
однажды этого Камыснапа на месте злодеяния ловили, но каждый раз оказывалось, что кто-
то его послал. Кто-то такой, о ком даже не говорят!
А почему – этого Тэрыкы не понимал. Да и как ему понять – дикий человек, так его
называют. Для него все просто – скачет но скалам, играет под сполохами, спит. Увидит, что
кто-то кого-то обижает, тут же укорит по голове каменной колотушкой. А Камыс- папа как
укоришь?
Голова у него тоже каменная. Знали те, кто его посылал, какая голова должна быть у
исполняющего их волю. Ведь единственный, кто может в тундре помешать исполнителю, –
дикий человек. По голове не сильно бьет: так просто, для порядка. Иному достаточно, а
исполнителю с каменной головой укоры простодушного дикого человека нипочем. Словно
комариный укус.
– Эх, Камыснап, Камыснап! – вздохнул Тэрыкы, – Жалко мне тебя. Все-то ты для кого-
то хлопочешь… Многие дела помогаешь совершать, а все равно доской для выделки шкур
остаешься.
Лишь на мгновение застыл скребок в воздухе, потом Камыснап с ожесточением
поцарапался дальше. Он перевалил через снежный козырек и зашагал по кромке. Что ж, махнул рукой Тэрыкы, если таким старательным исполнителем родился, то всю жизнь на