– Мне не нужен хороший кормилец, Розита.
Она вздохнула.
– Ты слишком много зарабатываешь для женщины. Из-за этого тебе не нужен мужчина.
Я пожала плечами. Если я когда-нибудь выйду замуж – в чем я уже начала сомневаться, – это произойдет не из-за денег. По любви. Вот черт, неужели я жду любви? Не-е, только не я.
– Нам надо забрать Томаса из детского сада, – сказал Мэнни и виновато улыбнулся мне из-за плеча своей супруги. Розита была выше его почти на фут. Надо мной она вообще нависала, как башня.
– Конечно. Передавайте маленькому разбойнику от меня привет.
– Ты должна прийти на обед, – сказала Розита. – Альберт – очень красивый мужчина.
– Благодарю за заботу, Розита, но я перебьюсь.
– Пошли, жена, – промолвил Мэнни. – А то сын нас уже заждался.
Она дала ему увести себя к автомобилю, но ее коричневое лицо осталось недовольным. Тот факт, что мне уже двадцать четыре, а у меня до сих пор нет никаких перспектив выскочить замуж, оскорблял какую-то глубинную часть души Розиты. Ее и моей мачехи.
Чарльза нигде не было видно. Умчался в контору на встречу с клиентами, решила я. Наверное, и Джемисон тоже – но нет: он стоял в траве и поджидал меня.
Он был одет безукоризненно: строгий двубортный пиджак, узкий красный галстук в темную крапинку, булавка для галстука сделана из оникса и серебра. Он улыбнулся мне; плохой признак.
Его зеленоватые глаза казались двумя дырочками, которые кто-то протер ластиком на темной коже.
– Я рад, что пришло так много наших, – сказал он.
– Я знаю, что вы были друзьями, Джемисон. Прими мои соболезнования.
Он кивнул и посмотрел на свои руки. В пальцах он вертел солнечные очки. Потом он снова поглядел мне в глаза. Взгляд у него был очень серьезный.
– Полиция ничего не рассказывает семье, – сказал он. – Питера пристрелили, а ни у кого нет даже догадок, кто это сделал.
Я хотела сказать ему, что полиция делает все от нее зависящее – тем более что это была правда. Но за год в Сент-Луисе совершается чертова уйма убийств. Похоже, мы скоро отнимем у Вашингтона звание криминальной столицы Соединенных Штатов.
– Полиция делает все от нее зависящее, Джемисон.
– Тогда почему нам ничего не говорят? – Его пальцы судорожно сжались, и я услышала треск ломающейся пластмассы. Джемисон, казалось, этого даже не заметил.
– Не знаю, – сказала я.
– Анита, у тебя хорошие отношения с полицией. Ты не могла бы спросить? – Его глаза были полны неподдельной боли. Как правило, я не воспринимала Джемисона всерьез; скорее, даже его недолюбливала. Он был насмешник, ловелас и сердобольный либерал, который считает, что вампиры – это просто люди с клыками. Но сегодня... Сегодня он был настоящий.
– О чем?
– Как движется дело, есть ли у них подозреваемые. Ну и вообще...
Все это были вопросы неконкретные, но, разумеется, важные.
– Я постараюсь что-нибудь выяснить.
Он улыбнулся бледной улыбкой.
– Спасибо, Анита, правда, спасибо. – Он протянул мне руку. Я ее взяла. Мы обменялись рукопожатием. Только сейчас он заметил, что сломал очки. – Проклятие, девяносто пять долларов коту под хвост.
Девяносто пять долларов за солнечные очки? Шутит, наверное. Несколько человек из присутствовавших на похоронах наконец-то увели близких покойного. Вдова задыхалась в заботливых объятиях родственников мужского пола. Они буквально уносили ее от могилы. Дети и дед замыкали шествие. Никто не слушает хороших советов.
От толпы отделился мужчина и подошел к нам. Это был тот самый мужчина, который со спины напомнил мне Питера Бурка. Приблизительно шести футов ростом, темнокожий, черные усы, эспаньолка, правильные черты лица. Это было красивое лицо кинозвезды – но в его мимике было что-то настораживающее. А может быть, все дело в седой пряди в его черных волосах, прямо надо лбом. Одним словом, в чем бы ни заключалась причина, с первого взгляда было видно, что он всегда будет играть злодея.
– Она нам поможет? – спросил он. Ни вступления, ни приветствия.
– Да, – ответил ему Джемисон. – Анита Блейк, это Джон Бурк, брат Питера.
Джон Бурк – тот самый Джон Бурк, чуть не спросила я. Самый знаменитый в Новом Орлеане аниматор и истребитель вампиров? Родственная душа. Мы пожали друг другу руки. Он так стиснул мне пальцы, словно хотел проверить, поморщусь ли я. Я не поморщилась. Он отпустил мою руку. Может быть, он просто сам не знал своей силы? Но я почему-то в это не верила.
– Я сожалею о том, что произошло с вашим братом, – сказала я. Я говорила искренне. И была рада, что говорю это искренне.
Он кивнул:
– Спасибо, что согласились поговорить с полицией насчет него.
– Удивляюсь, что вы не смогли заставить вашу полицию выжать информацию из местных копов, – сказала я.
У него хватило совести изобразить смущение.
– У меня кое-какие разногласия с полицией Нового Орлеана.
– В самом деле? – сказала я, сделав большие глаза. До меня доходили слухи, но мне хотелось услышать правду. Правда всегда увлекательнее вымысла.
– Джона обвиняли в участии в ритуальных убийствах, – сказал Джемисон. – И только из-за того, что он практиковал вуду.
– О, – протянула я. Слухи подтверждались. – Вы давно в городе, Джон?
– Почти неделю.