– В самом деле?
– Питер пропал за два дня до того, как нашли... тело. – Он провел языком по губам. Его темные карие глаза уставились на что-то у меня за спиной. Могильщики взялись за работу? Я оглянулась, но, на мой взгляд, возле могилы ничего не изменилось.
– Все, что вам удастся выяснить, для меня будет ценно, – сказал Джон.
– Я сделаю, что смогу.
– Мне нужно вернуться домой. – Он пожал плечами; это выглядело так, словно человек хочет размять затекшие мышцы. – Моя невестка не очень хорошо держится.
Я не сделала никаких замечаний по этому поводу. Еще одна победа над собой. Но об одном я не могла не упомянуть.
– Вы позаботитесь о ваших племянниках? – Он озадаченно нахмурился. – Я имею в виду – убережете их от всяких трагических сцен, насколько это возможно?
Он кивнул.
– Мне самому было тяжело видеть, как она упала на гроб. Боже, каково было детям? – Слезы блеснули в его глазах, как серебро. Он широко раскрыл веки, чтобы слезы не пролились.
Я не знала, что сказать. Мне не хотелось видеть, как он плачет.
– Я поговорю с полицией и выясню все, что смогу. Если я что-то узнаю, то сообщу вам через Джемисона.
Джон Бурк осторожно кивнул. Глаза его напоминали переполненные стаканы, где только поверхностное натяжение не дает воде вылиться.
Я кивнула Джемисону и ушла. Сев в машину, я врубила кондиционер на полную мощность и медленно отъехала от кладбища. Двое мужчин остались стоять на солнцепеке.
Я поговорю с полицией и выясню, что удастся. К тому же у меня появилось новое имя для списка, который я дала Дольфу. Джон Бурк, крупнейший аниматор Нового Орлеана и вудуистский жрец. Лично для меня это звучит подозрительно.
10
Когда я вставила ключ в замок, зазвонил телефон. Я закричала: “Иду, иду!” Почему все люди так делают? Кричат телефону, как будто тот, кто звонит, может услышать и подождать?
Я распахнула дверь и схватила трубку на четвертом звонке.
– Алло.
– Анита?
– Дольф? – сказала я. Мой живот напрягся. – Что случилось?
– Кажется, мы нашли мальчика. – Его голос был тихим и невыразительным.
– Кажется, – повторила я. – Что значит “кажется”?
– Ты знаешь, что я имею в виду, Анита, – проговорил Дольф. Казалось, он очень устал.
– Как его родители? – Это не был вопрос.
– Да.
– О Боже! Дольф, что от него осталось?
– Приезжай да посмотри. Мы на кладбище Баррел. Ты знаешь, где это?
– Конечно, я там работала.
– Приезжай побыстрее. Я хочу вернуться домой и обнять жену.
– Конечно, Дольф, я понимаю. – Эти слова я произнесла уже самой себе. Дольф повесил трубку. Мгновение я смотрела на телефон. Меня прошиб холодный пот. Я не хотела идти и смотреть, что осталось от Бенджамина Рейнольдса. Я не хотела этого знать. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
Я поглядела на себя в зеркало. Темные колготки, высокие каблуки, черное платье. Не совсем подходящая экипировка для выезда на место преступления, но переодеваться слишком долго. Обычно меня вызывали последней. Как только я осмотрю тело, его увезут. И все – можно будет пойти по домам. Я сунула в сумку черные кроссовки – чтобы ходить в них по грязи и крови. Стоит посадить на вечерние туфли кровавое пятно и их уже больше никуда не наденешь.
Кобуру с браунингом я нацепила на сумку. Во время похорон пистолет лежал у меня в машине: я не могла придумать способа сочетать оружие с платьем. Я знаю, что в фильмах все носят набедренную кобуру, но слово “потертость” вам что-нибудь говорит?
Я хотела запихнуть в сумочку второй пистолет, но потом передумала. Моя сумочка, подобно всем сумочкам, похоже, имеет внутри блуждающую черную дыру. Если бы мне действительно понадобился второй пистолет, я бы в жизни не успела достать его из нее вовремя. Под платьем на бедре у меня был серебряный нож в ножнах. Я чувствовала себя Китом Карсоном в юбке, но после короткого визита Томми не хотела быть безоружной. Я не питала никаких иллюзий насчет того, что случится, если Томми поймает меня, когда у меня не будет средств защиты. Нож не очень удобная штука, но он все-таки лучше удара моей маленькой ножки и визга.
Мне никогда еще не приходилось быстро выхватывать нож. Вероятно, это должно выглядеть несколько неприлично, но если я сохраню себе жизнь... что ж, ради этого можно пережить небольшое смущение.
Кладбище Баррел находится на гребне холма. Возраст некоторых надгробий здесь исчисляется столетиями, и ветер давно обточил мягкий известняк, сделав надписи почти нечитаемыми. Трава доходит до пояса, и надгробные камни торчат из нее, как усталые стражи.
На краю кладбища стоит маленький домик – там живет кладбищенский сторож. Впрочем, работа у него не бей лежачего. На кладбище уже много лет нет свободного места; последний человек, похороненный здесь, мог помнить еще Всемирную ярмарку 1904 года.