Смеющийся волк

Я не всему поверила из того, что сказал этот парень, назвавшийся Мицуо Нисида. Тогда, пять лет назад… Кое-что он, видимо, знал о самоубийстве моего отца. Может быть, он заявился к нам наполовину из любопытства…

Когда отец погиб, об этом довольно много писали в газетах. Да и потом ещё иногда упоминания об этом инциденте появлялись в прессе как о происшествии, символичном для периода «послевоенного хаоса». Корреспонденты даже приходили к нам домой, надеясь разжиться материалом о семье погибшего. Потому-то моя мама стремилась навсегда порвать с мучительным прошлым. Я и сама росла не таким уж безмятежным ребёнком.

Правда, я сомневалась, можно ли доверять какому-то Мицуо Нисида, но в то же время меня привлекала загадочность этого дела. Хоть я и мало что знала о нём, неприязни к этому пареньку я не испытывала. Мне будто бы хотелось заглянуть в тот неведомый и страшноватый мир покойного отца, которого я никогда не знала.

Недели через три я ещё раз повстречалась с Мицуо Нисида и опять ничего не сказала об этом маме.

Мицуо стоял на трамвайной остановке неподалёку от нашего дома. Я как раз приехала на трамвае после школы и сразу увидела его там. Как ни странно, ни удивления, ни испуга я не испытала.

— Ты что здесь делаешь? — спросила я, подходя к нему в своей школьной форме.

На нём была точно та же форма, что и в прошлый раз. Мицуо покраснел и сказал:

— Да вот… Тут у меня одно дело было… А потом я подумал: может, Юки на этом трамвае ездит в школу. Гляжу — а ты и впрямь из вагона выходишь! Ты что, всегда в это время из школы возвращаешься? Тяжело, небось? Школа-то далеко?

Я кивнула, сказала, как называется моя школа и где она находится. Может быть, в тот раз я вела себя слишком неосторожно. Если бы я ему тогда ничего не рассказывала, то, наверное, и не появилось бы повода отправиться в наше «путешествие».

А потом уж я сама, будто захлёбываясь, выплеснула на Мицуо все свои огорчения, рассказала ему про свою школу для девочек, которую вовсе не за что было любить: про старое тёмное здание, про учительниц-монашек, про обязательные для всех мессы, про бесконечные повторения молитв и псалмов за завтраком, обедом и ужином, про эти льющиеся из динамиков во время ланча странные рассказы о святых и мученицах. Я очень ругала эту противную школу, где так сурово обращаются с ученицами, но в душе я, может быть, даже гордилась нашей женской школой, куда я поступила по настоянию мамы, сдав трудные экзамены. Ведь сирота Мицуо, возможно, и не знал, что на свете есть такие необыкновенные школы, обучение в которых стоит страшно дорого. В этих моих рассказах Мицуо, наверное, слышалась отчуждённость и даже враждебность, но он продолжал слушать, никак не обнаруживая своих чувств. А недели две спустя, когда я вышла из школы, он поджидал меня у ворот. Наверное, мои рассказы ему врезались в память. Хотя он едва ли понимал, что именно со мной происходит в школе.

Мы проговорили минут пятнадцать, а когда уже почти распрощались, я, спохватившись, спросила:

— А ты что, собирался к нам зайти? Или заблудился?

— Да так, случайно…

На смуглом лице Мицуо выступил пот. Он покраснел от смущения.

— Вроде, сегодня не воскресенье. У тебя что, выходной на работе?

Допрашивала я его с пристрастием, и звучали мои вопросы довольно нахально. Мицуо побагровел ещё больше.

— А у меня работа не нормированная. На сегодня больше делать нечего — только идти обратно, в общежитие компании и завалиться спать.

— A-а… Вот ты раньше жил на этом кладбище… Тебе по ночам-то не страшно там было?

Мицуо, всё ещё красный как рак, отрицательно помотал головой и тихо произнёс:

— Ну, страшно — не страшно… Об этом потом как-нибудь поговорим при случае. А сегодня не будем. В общем, я пошёл. До свиданья.

И он поспешно зашагал прочь. Я тоже пошла к своему дому. Меня немного мучила совесть: может быть, надо было с большей серьёзностью и пониманием отнестись к его рассказам о кладбище, но скоро угрызения прошли и я успокоилась. Ведь я его не рассердила. По правде сказать, мне захотелось ещё его послушать. В действительности с того момента, когда я впервые встретилась с Мицуо, я не в силах была забыть его рассказы. Мне даже во сне то и дело являлись видения отца и сына, живущих на кладбище. Отец мне представлялся то весь покрытый волосами, как снежный человек, то как дух воина Тайра из сказки «Безухий Хоити». А рядом с ним всегда шёл почему-то совершенно голый чёрный маленький мальчик. Этот малыш иногда плакал, иногда смеялся. Я играла у себя в доме, а тот малыш всё шёл и шёл потихоньку, не глядя на меня. То он проходил у меня перед глазами, когда я садилась в трамвай, то когда сидела в классе. Стоило мне спохватиться и оглянуться на него, как видение пропадало. Мне становилось грустно. Слёзы текли по щекам.

— Эй, Юки! Иди сюда! — послышался голос Мицуо.