Смех баньши

— А как? Нет высшей власти, что могла бы это сделать. При Утере такого почти не случалось. Но он умер уж сколько лет назад и никому не удалось с тех пор доказать, что он может быть новым верховным королем. Каждый сам себе глава, у каждого свой бог, для каждого те, что не с ним, враги, да и не люди — просто дикие лесные звери. — Он помолчал. — В ваших краях, видно, такое — редкость. Впрочем, у нас в Регеде — тоже. Мы так не делаем, а у нас — никто не смеет.

Прибыл священник, а с ним и друид. Оба оказались не слишком впечатлительны, но тут же перецапались на почве взаимных идеологических разногласий, касающихся порочного религиозного воспитания и погребения. После чего каждый забормотал свой дежурный, подходящий случаю гимн.

— Если это цветочки, — оглядываясь и теребя застежку плаща пробормотал Олаф, приехавший вместе со жрецами альтернативных культов, чтобы поддержать нас в трудную минуту, — то каковы ягодки?

— А с чего ты взял, что это цветочки? — спросил я, подтаскивая к общему ряду на дощечке, нечто небольшое, исклеванное воронами.

— С того, что предыдущая заварушка перед этими ягодками была просто цветочком. Все хуже и хуже. А ведь это только первый день.

— Ничего, ничего, — сказал Фризиан. — Скоро откроется второе дыхание.

— Хочешь, чтобы меня прямо сейчас стошнило? Хватит с меня дыхания!

По понятным причинам похороны носили максимально упрощенный характер, больше напоминающий заметание сора под ковер — в данном случае — под дерн. На самом деле, кроме трупов на кольях, от прочих осталось совсем мало. Прах к праху.

Среди этой деловитой возни странно было услышать вдруг тоненький вскрик ужаса. Еще удивительнее, что он был подхвачен. Что, собственно, могло напугать этих людей?

— Уходи! Уходи! — раздавались панические выкрики. Все похватались за амулеты, зашептали что-то испуганное под нос, кто-то зажмурился, кто-то начал бросать чем попало в источник замешательства. Впрочем, когда мы разглядели его, то поняли, что бросали чем попало не в него, а куда-нибудь поблизости, чтобы отпугнуть, отогнать, но не дай бог, не причинить ненароком вреда.

Предмет этого смятения — крупный, но неимоверно тощий и замызганный белый щенок-подросток, тоскливо непонимающе заскулил и, поджав хвост, напряженно сел на землю на почтительном расстоянии, вздрагивая всем тельцем и нервно приподнимая то одну, то другую переднюю лапу, не убегая и глядя на людей большими умоляющими кроваво-красными глазами злосчастного альбиноса. Неприкаянная белая ворона — пусть и собака.

— Пес Аравна!.. — возбужденно восклицали вокруг. — Гончая Аннона!.. По чью тебе еще душу? Уходи прочь! Уходи! Хватит с тебя добычи…

Олаф отчетливо откашлялся, подавляя облегченный смех, а Фризиан решительно полез вперед сквозь толпу, которая сама пятилась назад. Я понял его чувства — Фризиан крайне неравнодушен к этим друзьям человека, особенно к собакам, и ему просто больно было смотреть на происходящее, тем более что творилось оно вовсе не по злобе, а из-за предрассудков. Я последовал за ним, хотя сам больше неравнодушен к кошкам. Но уж очень это было несчастное создание, да и Кей начал ворчать что-то о том, что не побоится какого-то там призрака, а просто пойдет и порубит его мечом, если он не уберется восвояси. Впрочем, на Кея тут же набросились с напоминаниями, какие жуткие несчастья падут на его голову, если он тронет это исчадие ада хоть пальцем. Кей, отбиваясь от этих пророчеств, замешкался, тем более что Марцеллин просто-напросто ухватил его за пояс, полагая, что спасает этим господина от великих бедствий. К тому же я вспомнил, что совершенно случайно, в качестве запасного рациона, у меня в поясной сумке завалялась пражская колбаска в обертке, вполне похожей на пергаментную. Пожалуй, во мне самом аппетит проснется очень нескоро.

— Перестаньте! — воскликнул Фризиан, выбираясь из толпы наружу и вставая перед ней в образе воплощенного упрека. — Придите в себя. Этот щенок всего лишь альбинос, а не какой-нибудь демон.

Его слова определенно всех озадачили.

— Всего лишь кто? — переспросил Кей.

Фризиан валял дурака. Мог бы ввернуть любой набор букв вместо настоящего термина, эффект был бы тот же. Он прекрасно знал, что им неизвестно такое понятие как какой-то там альбинос, хоть латинское слово albus они, конечно, слышали. Но это же значит всего лишь «белый», а просто белых собак они видели и вряд ли пугались. Зато когда говоришь с умным видом слова на предположительно благородной латыни, аудитория начинает подозревать в тебе эксперта по данному вопросу и доверять твоему мнению, если у тебя таковое имеется. Это усыпляет бдительность и успокаивает.

— Альбинос, — повторил Фризиан с самым благостным видом, пока все сбились с толку.

— А это что еще за тварь?

— Обыкновенная адская гончая, — с удовольствием сказал я Кею почти в ухо, и он шарахнулся. — Ничего страшного. Эй, малыш, это тебе! — Я весело помахал в воздухе колбаской.