Читаем Смех без причины полностью

Этот рассказ о том, как выступление Володи не нравится Анне Юльевне, я слышу очень часто. Похвалу в адрес сына практически невозможно получить. Ну что тут поделаешь, учительница! Относится к нему с большей требовательностью, чем ко всем остальным артистам, это очевидно. А все потому, что любит. Володьку не любить невозможно.

Глава 9

Ефим Александров

Личное знакомство произошло, если я не ошибаюсь, в 1986 году. Я еще был студентом ГИТИСа. Однажды к нам на курс пришел музыкант и сказал, что у Винокура проводится конкурс, нужен человек, который будет и играть, и петь. Дал телефон, и когда я пришел, то просто попал в другой мир!

Сидели авторы, которые задумывали какие-то новые программы. Задорнов, Измайлов, Семен Альтов. Вся та большая бригада лучших авторов эстрады. Они готовили новую программу. Конкурс, естественно, огромный. И тут я, студент.

Всех, кто прошел конкурсный отбор, и меня в том числе, взяли на испытательный срок чуть ли не на полгода. Профессор ГИТИСа удивлялся моему акценту, а Винокур просто заставлял меня вслух читать газеты, проговаривая каждое слово. Музыканты коллектива приняли очень хорошо, потом мы с ними организовали такую веселую группу. Короче, в коллектив влился без труда.

Я думаю, что о Винокуре нужна совсем другая книга, и она могла бы немного взбудоражить читателей, растормошить. Есть люди, которые в жизнь несут праздник. В любых обстоятельствах. Представьте: вечерний вокзал. Мокро, зябко, уныло. Дома все пьют чаи, а ты вынужден в такую погоду тащиться на вокзал и ехать на очередные гастроли. Но стоило только подойти к вагону и увидеть вездесущего Винокура, сразу менялось настроение. Резко. Становилось тепло, светло, весело.

И все время, пока я с ним работал, это было такое раздвоение: когда ты находишься рядом с Винокуром и когда ты находишься вдали от Винокура. Юмор, который у него в крови, и то счастье, которое ощущает каждый приближенный к нему, сложно передать словами. Но зритель, я думаю, чувствует все равно.

Нельзя не почувствовать то, какой он в жизни, как с ним легко и оптимистично. Он магнит. У нас с ним разница двенадцать лет. Тогда, когда мне было восемнадцать, а ему тридцать, это было заметно, а сейчас различия уже стерлись. Раньше я обращался к нему по имени-отчеству, потом перешел на такое украинско-казачье народное обращение Батька. А последние несколько лет уже просто Володя, после того как он однажды спросил:

– А почему ты меня Володей никогда не называешь?

Ответить было нечего, и вот с тех пор зову по имени. В нем сильное отцовское начало, я это на себе ощутил. А вот самое главное мое воспоминание: я тогда еще учился в ГИТИСе, восемьдесят шестой год, гастроли с коллективом Винокура. Огромные дворцы спорта забиты до отказа. В одном зале делали минимум по десять концертов. Спокойно, как на работу, ходишь на площадку. Это так профессионально, так сильно по обаянию и внутренней наполненности! Такого счастья уже больше в моей жизни не было. Я был единственным, кто вел гастрольную тетрадь. По семь месяцев гастролей в году, представляете? Больше полугода вне дома! Была масса хохм.

Володя человек очень щедрый, застольный. Во многих коллективах корифеи эстрады словно закрывались от своих коллективов, а он вообще никогда не мог закрыться. Все к Винокуру на ужин. Никогда я его во время застолий не видел невменяемым. Когда другие уже просто «умирали», Володя переходил на язык жестов. Это самая крайняя стадия!

Самое трогательное в нем – отношение к родителям. Такая глубокая привязанность и забота. Он постоянно звонил домой, со всех гастролей, из любой страны мира. И когда его спрашивали, сколько же можно звонить, он отвечал всегда так:

– Наступит время, и ты будешь готов заплатить любые деньги, лишь бы иметь возможность поговорить с родителями.

Среди артистов эта фраза стала крылатой.

Возвращаясь к восьмидесятым в очередной раз, хочу сказать, что окончательно семья Винокур покорила мое сердце после гастрольной поездки в Курск. Я же мальчик с периферии, и мне было тяжело понять, кто такой Винокур на самом деле.

При Советском Союзе Его Величество Артист – это просто божество. Это сейчас всех уравняла денежная единица, а тогда все воспринималось совсем иначе. Когда нас Володины родители пригласили после концерта на застолье, я вдруг увидел маленького Володю. Дома, в семье, с мамой и папой. И эту маленькую его комнатку, царящую в доме атмосферу. Только что я видел, как огромный зал стоя ему, со всех сторон заслуженному, аплодировал, а тут, в родительском доме, вижу маленького мальчика. Такого же, как все другие. Родители всегда играли в жизни Володи ведущую роль.

Ходит такая история, что в один из своих приездов в Курск, после бурной встречи со всем городским начальством, поздно ночью Володя приехал домой и лег отмокать в ванну. Тут открывается дверь, на пороге ванной комнаты вырастает отец, Натан Львович, показывает маме, Анне Юльевне, на отмокающего Володю, который на тот момент без пяти минут народный артист, и произносит:

– Смотри, мать! Толку не будет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное