— Нет, только не он, — простонала Леа, много раз вынужденная прерывать чтение.
— Кто еще мертв? — спросила Франсуаза.
— Держи, читай, я не хочу видеть его имя…
—
Леа вскрикнула и упала на ковер, повторяя:
— Я это знала… я это знала…
Альбертина и Лаура подняли ее и уложили на канапе.
— Лиза, вызови доктора!..
— Как он умер? — сумела выговорить Леа, отталкивая руки, которые ее поддерживали.
— Франсуаза дочитает письмо позже. Теперь вы знаете самое ужасное. Зачем еще мучить себя? — сказала Альбертина.
— Нет! Дочитай письмо.
—
— Самоубийство? — воскликнули они хором.
— Священник?.. Это невозможно, — вскрикнула Альбертина, перекрестившись.
Леа была убита горем. «Я это знала, — думала она. — Я должна была понять, когда он намекнул мне, что потерял веру… Но почему он это сделал?.. Он был храбр… Работа, которую он вел в Сопротивлении, была важна… И вот эта смерть. Это так не похоже на него…» Все в ней стремилось отвергнуть мысль о самоубийстве, но что-то подсказывало ей, что это правда.
Опустившись на колени и соединив руки, Альбертина и Лиза молились. Для этих набожных католичек не было преступления страшнее самоубийства. Знать, что проклятие пало на человека, слова которого о любви и мире, разносясь под сводами Нотр-Дам, влияли на их сознание больше, чем слова их проповедника, было для них не только невыносимо тяжело, это было потрясением самых основ его речей. Своим чудовищным деянием отец Дельмас отвергал существование христианского Бога. Это они чувствовали совершенно ясно.
Наконец Лаура подняла письмо, выпавшее из рук Франсуазы, и продолжила чтение.