Смех дьявола

С 22 сентября мы живем в грязи. Автобусы из парижских парков, перевозившие батальоны ФВС, парижан, вошедших во 2-ю бронетанковую дивизию, завязли по оси, мы должны были отказаться от переправы через Мерт и бросить два из них, остальных тянули на буксире танки. Парижские парни, глядя на это, говорят, что чувствуют воздух Панамы. Надо видеть этих бедных парней, увязающих в грязи, обутых в сандалии или выходные туфли, одетых во что придется, без касок, с одной винтовкой на двоих. Они патрулируют в лесу. Бранясь по любому поводу, они тем не менее никогда не отказываются от поручения. Нас почти непрерывно обстреливают из минометов. Враг не испытывает больше недостатка в боеприпасах, как в августе. Мы топчемся в ожидании настоящего наступления. Что касается нас, танкистов, то нам это не нравится. Мы глупо потеряли двоих замечательных офицеров, встретившихся с нами в Африке и ставших нашими друзьями, капитанов Дюбю и Жоффруа. Особенно возмущается мой товарищ Жорж Бюи, который говорит, что чувствует, как его ноги пускают корни, и что всадник не должен превращаться в глиняную статую.

Разговоры в столовой свидетельствуют об очень низком моральном духе людей. Они уже видят себя зимующими в этом «гнилом месте». Чтобы развлечься, мы сделали круг над нашим расположением на самолете-корректировщике артиллеристов. Отрезвляющее зрелище сквозь завесу дождя. Мы больше гордимся несколькими километрами, сделанными за день, чем захваченными пленными. Даже капитан Дере, ветеран Туниса, пятидесятилетний весельчак, подумывает о зачислении в экспедиционный корпус, отправляющийся в Индокитай, «чтобы по крайней мере посмотреть на страну». Это больше не энтузиазм Освобождения, но общая усталость. Давно пора, чтобы Главный штаб дал нам возможность действовать, иначе 2-я бронетанковая дивизия перестанет существовать.

Я только что перечитал написанное и говорю себе, что рисую для тебя не очень славную картину 2-й бронетанковой дивизии. Это неверно. После нашего ухода из Парижа мы хорошо сражались. Вероятно, отвратительная погода и эта бездеятельность — причины нашего разочарования.

С угла стола в столовой, где я тебе пишу при свете «летучей мыши», я вижу через «окно» палатки, как льет дождь, подтачивающий самую строгую мораль.

Кончаю эту пошлую болтовню. Когда писал, я надеялся почувствовать солнечный луч твоей красоты, но только ночь меланхолии опустилась на меня и на эти строки. Прости меня. Поцелуй за меня моего любимого сына.

Со всей моей нежностью,

Лоран».