Смех дьявола

— Мне это кажется затруднительным и излишне рискованным для вас обеих. Ночью и днем человек из гестапо дежурит у ее двери. Но один из охранников испытывает слабость к сотерну.

— Тогда напои его.

Это замечание заставило Адриана улыбнуться.

— Посмотрим. Это не самое важное. Нам надо вывезти ее оттуда.

— Что говорит Аристид?

— Сейчас он очень занят на своей ферме на болоте, скрывается от Гран-Клемана и его людей, которые хотят его уничтожить, и установлением порядка в разных группах. Но когда у нас возникнет нужда в нем, он нам пошлет необходимую помощь.

— Есть ли у тебя новости о Матиасе?

— Нет, с тех пор, как он нам сообщил о переводе Камиллы в больницу.

— Теперь моя очередь отправляться в Сент-Андре-дю-Буа.

— Не забудь, что если там случится что-нибудь плохое, ты можешь обратиться к Жюлю Куаффару, что живет в большом доме у дороги. Вместе с соседями он часто служит нам курьером и «почтовым ящиком». Сегодня после полудня я буду в Шапель-де-Лоретт. Полиция и немцы участили свои выходы в сектор после падения американской «летающей крепости» в Кур-Монсегюре. Уничтожение склада в Сен-Мартен-де-Сескас тоже отнюдь не успокоит их. Гестапо ввело в регион дюжину своих агентов. Это из-за одного из них, некоего Кубо, прежде бакалейщика с улицы Белого Креста, который выдал себя за канадского офицера, жандармы арестовали капитана Леви и передали его в Тулузское гестапо.

— Его пытали перед казнью?

— Я ничего об этом не знаю, но вполне вероятно.

— Когда все это кончится?

— Боже…

— Не говори мне о Боге, — крикнула Леа, — ты веришь в него не больше, чем я!

— Замолчи! — прогремел он, сильно сдавливая ей плечо.

В кого превратился любезный, спокойный и нежный человек, которого она знала всегда? Это исхудавшее лицо, лихорадочно блестящие глаза, искаженные черты, губы, твердо сжатые, эти прекрасные руки, теперь напряженные, словно сдерживающие желание ударить, — они не могли принадлежать пастырю, чей голос заставлял трепетать сердца тысяч христиан в мире, чья пламенная вера долго витала над бледным бордоским епископатом и чья отцовская привязанность так часто помогала Леа и ее близким.

— Ты делаешь мне больно.

Он оставил ее, оперся лбом о каменный косяк, плечи его опустились, как у вдруг постаревшего человека. Каким он казался растерянным, одиноким! Да, он был одинок, безнадежно одинок среди довольно примитивных людей, идеи которых часто не разделял. К этому человеку Леа была особенно привязана после смерти родителей. Осознанно или нет, она считалась с тем, что он говорил. Он был неким вожатым, трудно достижимым идеалом человека, в ком не разочаровываются. Сколько сомнений, страха, ненависти охватило этого человека, — и целый мир гармонии, разума и доброты рухнул… И этого она не могла вынести. От гнева ее лоб покрылся испариной и сердце заколотилось быстрей.

Когда он обернулся через некоторое время, их гнев немного остыл.

— Прости меня, моя милая. Усталость, вероятно… в такой момент я возбуждаюсь из-за пустяка. Ты меня прощаешь?

— Да, дядя, — сказала она, прижимаясь к нему.

Но она хорошо понимала, что между ними только что возникла невидимая стена.

Произошло радостное событие — появление Жана и Рауля Лефевров, двух ее поклонников, которых она не видела со времени драматического ареста их и доктора Бланшара и убийства Мари в тот же день на площади Верделе.

Трое молодых людей, не переставая, обнимались друг с другом в восторге, что все они живы и снова встретились.

Вечерний ужин был праздником для всех. Леа, зажатая на скамье между своими вновь обретенными друзьями, блестя глазами от радости, клала голову то на одно, то на другое плечо, пожимала то одну, то другую руку. Она смеялась, болтала без умолку, переполненная давно забытым ощущением счастья, сияя молодостью и красотой.

— Как приятно видеть вас такой. Моя жена и я, мы уже спрашивали себя, умеете ли вы смеяться и веселиться, — сказал хозяин.

— Ты такая же, как прежде, — заметил Жан, целуя ее в щеку.

— Ты стала еще красивее, — сказал Рауль, целуя ее в другую щеку.

Оба брата были посланы Леоном из Ланд к людям Деде ле Баска, чтобы подготовить диверсию на вокзале в Ла-Реоле. В Шапель-де-Лоретт они узнали, что их подруга находится в Моризесе. Они рассказали ей о своем побеге, о том, как Альбер и другие были отважны и смелы. Воспоминание об Альбере на мгновение омрачило радостное настроение, но мысль о жизнелюбии мясника из Сен-Макера, судьба которого была им неизвестна, оттеснила грусть. Чтобы окончательно развеять ее, Каллед принес еще бутылку вина.