Смех под штыком

— В первый период мы должны об’единиться, организоваться в боеспособные отряды, расчистить горы, и вылезти из них. В горах останутся только базы, лазареты. Выполнить первую задачу мы сможем в месяц-полтора очень легко, пока белые забыли о горах, и далеко фронт.

— Во второй период, — продолжал он, — тылы белых подкатятся к предгорьям и усилят на станциях гарнизоны. К этому времени мы должны быть настолько сильны, чтобы громить их тылы, гулять по Кубани, рвать железную дорогу, пускать поезда под откос. Эта железная дорога — важнейший нерв белых, связывающий их базу, Новороссийск, с фронтом. По ней тянутся бесконечные поезда с орудиями, винтовками, патронами, шинелями, бельем. Трудно ли захватить такой поезд? Дна десятка бойцов — в засаду, человека два с ломом. Свалили под откос — и выгружай. Вот куда обратить нужно внимание, довольно ходить в налеты, обирать захудалые деревушки. Я, конечно, понимаю, сейчас вы бессильны нападать на гарнизоны, но надо же об’единяться. На Кубани легче воевать, там будете есть в три горла — и никакая эпидемия вас не возьмет. Эту задачу мы должны выполнить в один месяц.

Он чувствует, что его слова поражают, побеждают, и потому говорит все уверенней, сильней:

— Теперь — третий период: фронт близок, белые наваливаются на горы всей тяжестью, чтобы расчистить их, укрепиться в них. К этому времени мы должны вырасти в сильную армию, должны запереть горные проходы и удержать горы в своих руках. Задача очень тяжелая, но нам выбирать нельзя. Не выполним этой задачи — белые залезут в горы, припомнят все ваши грехи, вырежут вас, уничтожат ваши семьи, разорят хозяйства. И никуда не спрячетесь, потому что их будет тут сотня тысяч. Они втащат сюда артиллерию, укрепятся и, имея сзади порты, связь с заграницей, а впереди, за фронтом красных, Кубань и Дон, — надолго задержатся… Как вам нравится это?.. Но если выполним свою задачу — мы останемся хозяевами гор, семьи будут невредимы, торжественно встретим Красную армию. Советская власть оценит ваши заслуги. Больше терпели, осталось немного. Нужно работать. И, поверьте, развернем такую армию, так крошить будем белых, что побоятся носа показать сюда. Нас будет тысяча, а им будет казаться, что нас двадцать тысяч. И третий период займет месяц. И войне конец.

— Я предлагаю создать реввоенсовет, который должен стать во главе движения. Полагаю, что трех представителей, по одному от каждой группы, достаточно…

Он знал, что лысогорцы предпочли бы отсидеться в хатах, что конный отряд в семь человек предпочел бы остаться вольным, разгульным как ветер. Но и знал, что никто не решится вывернуть наружу всю грязь своих побуждений. Споров не было. Речь захватила слушателей. Он уже победил и это почувствовал на отношении к себе в последующие дни.

В Жене.

Пока выслали представителей, прошло больше недели. Илья бесновался, но скрывал это, чтоб не испугались, не сорвали начала. Пятая сразу выбрала его. Третья группа не могла никак собраться. Да была ли вообще третья группа? Были вооруженные крестьяне, жили на трех хуторах. Кто их соберет? Только облава могла выгнать их из хат и заставить слиться в отряд. И все-таки каким-то чудом выбрали представителя, бывшего телеграфиста. Семь человек конного отряда жили на четвертом хуторе, за несколько верст от Жене. Им нужен был реввоенсовет, как волку хомут, и потому они все забывали о высылке представителя. Наконец им, видно, надоели бесконечные напоминания, и они выслали в реввоенсовет потертого парня, но совершенно больного, лишь бы избавиться от лишнего рта.

В ожидании представителей, Илья раздобыл свинца и отлил из него печать; между кругами значилось: реввоенсовет зеленых групп, а внутри — пятиконечная звезда с серпом и молотом. Об эмблеме не спорил, никого не спрашивал. Он готовился собирать бойцов под Красное знамя.

Помогал ему в этом солидном занятии Роман. Рыжий, с длинными усами, в возрасте, а тоже серьезно относился к работе Ильи, заглядывал ему в глаза, увивался около него, советы давал. Илья понимал, что Роман хитер и проницателен, чует в нем будущего руководителя, и сам укреплялся в этой вере.

А жизнь в горах текла сонная, медвежья. Деревушки занесло снегом, норд-ост бушевал, все пряталось по хатам. Зеленые из ущелья тоже набивались в хаты обогреться, жадно набрасывались на угощения хозяев: кто посадит за стол похлебать борща, кто сунет в руку пригоршню печеной картошки, пирожок, пышку. Ведь питание у зеленых пятой группы какое: чернозем да капуста. Чернозем, это — хлеб; трудно было отличить его от куска земли. Правда, после второго налета роздали лысогорским бабам муку и картошку, и они стали выпекать из этой смеси роскошный, белый, пышный хлеб. Но мало же этого хлеба — разве на фунте его проживешь, когда ничего кроме нет?