Смех под штыком

Свистят пули… Стрельба со стороны кладбища. Неужели подкрепление белых? Илья посылает конного в разведку. Приказывает принести красный флаг.

— Это первая спьяну стреляет!

Развевается флаг, а пули свистят. Перебежками наступают солдаты. Навстречу им из города зеленые бегут — в них стреляют. Что за чертовщина? Неужели белые?

Свои. Пьяные вдрызг. Первая.

Пришел здоровенный дядя в английской шинели с деревянным кобуром маузера, болтающимся у колен. Морда красная. Илья смотрит на него вверх. Тот басит:

— Целый день отбивались от белых — прогнали. Они, гады, знали, что мы будем нападать. От вас убежало 24 человека с пулеметом…

— Не 24 бежало, а двести двадцать четыре!

— Ну, мы не видали их. А 24 взяли. Пулеметчик ихний теперь по «России» жарит: засели там, гады. Я сейчас пойду выбивать их.

— Да плюньте вы на них! Пусть сидят, не мешают выгружать. Трофей столько, что на всю войну нам хватит.

— Нет, я их возьму, — упрямо и непонимающе твердит тот.

— Но они же перебьют вас! Они же, как в крепости!

— Перебью гадов, душа из них вон!

— Имейте в виду: мы сейчас уходим из города. Уходите: и вы.

Но тот твердил свое — и Илья отошел от него: бесцельно говорить с пьяным: дурак-дураком.

Стихает грохот подвод. Вечереет. Илья уже забыл, что его никто не выбирал, — решительно распоряжается. Скачет к цепи, приказывает осторожно отступать к шоссе и уходить.

— А как же с засевшими в домах?

Терпеливо раз’ясняет, настаивает:

— Первая всепьяная выбивает. Отступать немедленно.

Отходит цепь. Потянулась бесконечная орда по шоссе в горы. Илья пропускает всех, чтобы никто не остался.

Прибежали из первой группы, кричат:

— Куда же уходите? Это — предательство! Что же мы одни будем брать белых?

Илья сдержанно об’ясняет:

— Белые засели в домах, ждут темноты. Нужно спасать трофеи. Уходите и вы.

Ночь в Мягкой щели.

Опустел город, только прикрытие зеленых цепью отходит. Толпы запрудили шоссе, будто великое шествие. Все направляются в горы. Все по-праздничному веселы.

Поднялись на хребет; город утопает в сумраке, лишь редкие выстрелы у гостиниц глухо доносятся. Толпа двигается по извивающемуся шоссе, вверх, вниз, пробирается между обрывами. Идут спокойно, полными хозяевами, не боятся засад.

Расступаются, пропускают всадника в белой папахе, с поднятым воротником. Они узнают его, весело окликают. Он уже признан, без выборов.

Качается он в седле от усталости. И лошадь устало, неровно ступает, точно по ступенькам спускается.

Свернули между развесистыми деревьями в Мягкую щель. Под ногами извивается бурливая, журчащая речка. Ищут перекинутые через нее бревна, со смехом перебираются, хлюпают ледяной водой.

Вдали полыхают языки пламени, взвивается розовый дым. Дивная сказка… Точно светящееся подземелье… Новая жизнь зарождается. Табор. Котлы с варевом бурлят. Сидят у костров пленные солдаты. Веселы, беззаботны. Вокруг — часовые, никого не допускают к ним. Илья всматривается в лица пленных. Есть о чем подумать…

Проехал к дальней хате, в штаб. Около, на сеновале — пленные офицеры. Фонарь светит. И у них беззаботный вид. Жалуются, что им не развязывают руки: больно ведь. Ни орденов, ни погон ни у кого не осталось. Зубами друг другу дорогой отгрызли. Он отвечает, что не может им помочь. Изучает их лица: есть о чем подумать.

Собралась тысячная орда под охрану постов, заполнила все ущелье; гулко рокочет. Запылали новые костры. Илья возбужден, бродит по табору задумчивый. Его весело окликают, он рассеянно отвечает и проходит.

«Пленные солдаты… Куда их?.. Распустить по традиции зеленых? Но с кем воевать? Где ядро? Пятая — в тифу, малярии, гриппе. Сорок бойцов осталось. Местные? Уж если Гринченко намеревался вероломно обмануть, не хотел уходить от хат, то что ждать от серой массы? Удастся ли оторвать ее, увести?»…

«Пленные офицеры… Перестрелять без разбора по традиции зеленых? Но в Красной армии лишь немногих пленных офицеров расстреливают. Большинство же посылают в штабы под контроль комиссаров. Почему их здесь не использовать? Ведь нужны кадры для армии, много нужно командиров. Где их найти? В серой массе крестьян, полтора года прятавшихся за хатами? Кто будет печатать воззвания, чертить карты, перепечатывать приказы? Кто даст совет, кто научит командиров?»

«Громадные трофеи. Не использовать ли их, как приманку, чтоб потянуть за собой на Кубань? Но зачем трофеи тем, которые уйдут? Там они еще достанут, а это все через горы не потащишь. Откажутся местные итти на Кубань, не дай им ничего — сами растащат, получится раскол, драка из-за кости. Нужно раздать все. Пусть принимают, как щедрость. Не пойдут на Кубань — будут чувствовать себя виноватыми, языки прикусят».

Снова около пленных солдат. Они весело обращаются к нему, будто свои:

— Товарищ Илья, когда же винтовки вернут? Мы ведь трудовой народ, за советскую власть бороться будем.

— Хорошо, разберемся.

К нему подошел высокий, смеющийся, цветущий:

— Товарищ Илья, пойдем бить кадетов! Кровь горит! Я у Махно был, всю его тактику знаю!

У Ильи назревает решение. Вооружить их. Эти будут безответны. Стараться будут; эти пойдут на Кубань.

Похороны.