Смех под штыком

— Ты хотел освободить тюрьму…

— Откуда вы взяли?

— Вызвать смертника! — приказал начальник.

Ввели. Всклокоченный, осунувшийся, у переносицы — опухоли. Противен.

Начальник тюрьмы — к нему:

— Говорил тебе что Брусалевский?

Тот поднял слезящиеся воспаленные глаза на Кравченко-Брусалевекого, сжался от его бешеного взгляда и нерешительно, просяще проговорил:

— Ты же хотел освободить тюрьму…

Кравченко плюнул ему в лицо, надзиратель Епишкин ударом кулака охладил сатану, а он, будто не к нему это относится, — крикнул начальнику:

— Он хочет своей ложью купить себе жизнь!

Начальник — к Сидорову:

— Вы были там? Слышали? Говорил Брусалевский?

Сидоров под козырек взял, вытянулся, каблуками лихо щелкнул:

— Никак нет, господин начальник, ничего не говорил, не подходил!

Смертник поник головой. Начальник брезгливо приказал:

— Отведите его!.. Выходите все! Брусалевский останься!

Вышли. Начальник, сурово вызывая на откровенность, проговорил:

— Ты хотел освободить тюрьму?

Сатана кровью налитыми страшными глазами впился в него:

— Да! Хотел!

Не выдержал его взгляда начальник — потупился. Но вдруг встряхнулся:

— Ты думаешь — я не знаю, кто ты такой? Ты не Брусалевский. Ты — коммунист. Ты — Кравченко… — и прошептал, пристально глядя в глаза:

— Но я не хочу тебя губить… я буду кричать, чтобы тебя заковали в кандалы…

Так и сделали. Заковали — и бросили в одиночку.

Предателя-смертника на другой день расстреляли. Начальник тюрьмы через шесть дней умер.

* * *

22 января бывшее особое совещание командировало из Новороссийска к Деникину в Тихорецкую несколько своих членов для разрешения вопросов — о создании независимого от казачества Правительства, перенесении центра действий на собственную территорию в Крым, о ставке на западных славян и, наконец, о судьбе Новороссийска, наводненного беженцами и «обращенного в ловушку».

В конце января началась эвакуация Новороссийска. В этот же период Марковская дивизия с офицерскими кадрами очутилась в Новороссийске и Геленджике.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Фронт в начале февраля.

Скорей из ловушки, пока фронт не заразился паникой тыла! На фронте положение прочно: дважды наступавшие от реки Дона красные были разбиты. «Успехи на главном направлении окрылили… войска (белых) надеждами». Ряды их пополнились, прибыл второй кубанский корпус.

8 февраля Деникин отдал директиву о переходе в общее наступление.

Переход к Убинке.

Нападение об’единенного отряда на Холмскую и развеселое житье его в Папайке подзадорили первую, геленджикскую, да и продукты были на исходе. Вызвалось итти на Кубань 110 бойцов.

Пришли в гости к невыразимой группе. Живет на Собачьем хуторе. Гремит на всю свою территорию, а территория от калитки до нужника, и от нужника до калитки. «Гром и молния». Рубль с пятаком.

Подчинились ей по традиции. Та выставила 15 невыразимых. И повел их на Крымскую командир ее Куй-беда. Сам в черкеске. Нос не так, чтобы орлиный, но напоминает.

Сняли гарнизон в 250 казаков. Белые пытались задержаться на мосту, дали там бой, но зеленые и оттуда их прогнали. Начали выгружать из мельницы муку, приняли пассажирский поезд, офицеров сняли — расстреляли.

Но пока они хозяйничали, из Абинской вышел в тыл им карательный отряд человек в 500. Каждый раз вот так получается.

Куй-беда якобы оскандалился: поднял панику и удрал.

А он утверждает, что никогда в жизни не ходил в Крымскую.

Ушла первая группа с боем, увезла с собой две подводы муки и две запряженные лошадьми тачанки, а на них восседали две дамы-санитарки.

Тем временем в Папайку заявились один за другим родимые, те самые, которых во главе с Тихоном посылали из Холмской в разведку под Ильскую. С ними беда стряслась, все живы-здоровы, чорт не забрал, только двое-трое притащились с плетками.

Они проехали в хутор под Ильскую и стали дежурить там, чтобы на случай появления казаков скакать в Холмскую и предупредить своих. Подвыпили, конечно. Налетела конница казаков, заметила оседланных лошадей — и к хате. Родимые — в кусты. Тихон не успел, так дивчина выручила, засыпала его половой. Надышался колючек, да теперь их и кушать за милую душу согласишься. Казаки лошадей их забрали, начали шарить по хозяйству, да опять-таки дивчина им очи завернула.

Ускакали казаки на Холмскую — родимые из кустов выбрались, начали друг-друга искать. Собралось их четыре. Винтовки при них. Пошли к Холмской, «нашухарили», лошадей себе казачьих выбрали — и в Папайку. А другие, два-три, пешком притащились.

Уж как рады были им товарищи! Думали — погибли ребята, а они даже на чужих конях. Усенко угостил их варениками, пригласил за кампанию на-радостях и Илью, — жена его варила, хорошие.

Но когда и откуда она взялась? Илья было насторожился: не внесла бы разложения, да увидал — и сразу смягчился: молодцевая, поджаристая, порядочная. А среди зеленых про нее уже слава разнеслась: бойкая казачка, на лошади скачет, даже будто стрелять умеет.