Смех под штыком

— Нет, вы можете. Вы знаете, кто я… Ну, вот, опять испугались, вот чудак-то еще. Вы, верно, не видели большевиков? Да стойте же, куда бежите, садитесь, не трусьте, я пошутил… Ну, и труслив же… Мне ничего от вас не нужно, мне лишь нужно, чтоб вы согласились нанять себе лучшую квартиру. Там буду жить иногда я, иногда еще кто-нибудь. Хозяйку молодую вам дадим — будете жить, как в своей семье. Вот и все. Ничего ведь страшного? Вы ничем не рискуете, кроме своей собачьей конуры. Итак — квартиру ищите? Ну?.. Выпьем за знакомство, и довольно трусить. Будете искать?

— Я поищу, почему не поискать, поищу, но зачем она мне, я уж здесь останусь…

— Ну, хорошо, ищите, а потом поговорим…

Дня через три квартира была найдена: целый флигель на пустом дворе — прекрасно! Теперь нужно хозяйку в дом. Но пока что рабочий может переходить туда. А рабочий немного осмелел, ожил, может-быть, потому, что подкормился на деньги, которые ему навязывал Илья, стал доверчивей к нему, переселился на свою новую квартиру, перетащив туда на спине, вечерком, чтоб люди не засмеяли, свое имущество — изломанную старинную кроватёнку и три доски к ней.

Снова пошел Илья к Бетти. Она привезла из Таганрога длинные списки адресов военных частей и разных учреждений в городе и, главное, сведения, что автомобильный парк в, 30–40 грузовых и легковых машин готов по первому зову красных выехать из города. Рассказывала о поездке под аккомпанимент игры на гитаре, капризно запевала и обрывала:

«Ах, как мне, миленький, хочется сказ-ки»…

Вечером пришли старики. У них, конечно, была лавочка и они в ней просиживали до темноты. Но старик на все руки мастер. Он и живописец, и фотограф, и кино-механик, и цинкограф; может изготовлять печати. Он и слесарь — у него есть мастерская. Сам до всего дошел. Ловит момент и делает то, что нужно. Поэтому у него на столе курица и хлеб с маслом. У него два сына; старший отступил с красными, он — изобретатель; другой — еще подросток — учится и, конечно, работает. Сейчас он — киномеханик. Все дети у него так учатся, сами на себя зарабатывают; с детства воспитываются бороться за кусок хлеба с маслом.

Потом разговор стал беспорядочным, в нем приняли участие все члены семьи. Зашла соседка. Разговорилась. Сообщила, что и Юзовке — несколько тысяч пленных красноармейцев, что они разбросаны по степи в одиноких казармах, почти без присмотра, голодают и нищенствуют. Илья едва не подскочил от радости. Ему уже совсем неинтересно было слушать рассказ о хозяйничании Шкуро.

Вышел Илья в темноту ночи. Хозяин последовал за ним… Остановил и топотом сообщил, что у него есть маузер и винтовка с патронами. Но тот был без шинели, на виду нести винтовку подозрительно, и потому они условились, что Илья получит сейчас маузер, а за винтовкой зайдет в шинели в другой вечер.

Подкрались на носках к глинистой огороже, и хозяин принялся тихо отламывать сверху слепухи кизяка и глины. Потом что-то шепнул Илье и провел его снова к себе в дом. Там развернул сильно промасленную тряпку и подал Илье новенький блестящий от масла маузер и обойму с патронами. Тот проверил, зарядил револьвер, спросил, сколько за него нужно заплатить, не решаясь прятать драгоценность в карман и настораживаясь, не запросит ли хозяин очень дорого. Но тот уклончиво сказал, что он купил его для себя, для старшего сына, чему Илья не поверил, — что он денег не запрашивает — пусть, себе, берет его Илья, а потом заодно рассчитается — сколько даст, только и даст. Илья все-таки не удовлетворился, но чувствовал, что дальнейшие разговоры о цене излишни. Поблагодарил, уложил револьвер в карман, еще раз от всей души поблагодарил и ушел, провожаемый хозяином до самой калитки.

Пленные. Дуня.

На другой день Илья выехал в Юзовку. Маузер — кстати, солдат иметь может. Высадился на разрушенной, почерневшей станции, отправился пешком в город за несколько верст. По сторонам высились трубы заводов, черные горы породы у шахт. Движения там не было видно, словно все вымерло. Лишь по дорогам рысцой проезжали на тачанках крестьяне. Илье чудились в этих простодушных хохлах бывшие махновцы. Скоро начали встречаться одинокие, унылые, оборванные босые пленные; они останавливали подводы и просили подачки.

Пройдя версты три, он нашел то, о чем мечтал — казарму пленных. Зачем искать шахтеров, не имея уверенности, что они пойдут в отряд, покинут свои семьи, свою хоть кое-как налаженную жизнь? Вот — готовый отряд. Терять им нечего. Семей нет. Голод их озлобил против белых, должен побуждать бороться за свою жизнь, за скорый приход красных.

Около казармы шатаются пленные. Свернул к ним, попросил воды, вошел внутрь. Грязный каменный сарай. Напился. Спросил, почему не видно стражников. Ему ответили, что те — и городе, все трое.

— Как? — удивился Илья. — Вас охраняют трое? Сколько же вас?

— Двести человек. А куда нам бежать? Все-равно ж переловят: документов у нас нет, скрываться негде, через фронт не перейдешь.

Пленные сбежались, обступили Илью, жадно слушают. А он рискнул действовать в открытую: