Смех под штыком

Полиция!.. Метнулись во двор. Пробежали за два флигеля. Илья взобрался на дровник, прилег, протянул ей руки вниз — ухватил. Проклятие! Не предусмотрел! На дровнике — хворост. Она цепляется за него — хворост упирается ей в грудь, сползает. Илья грубо хватает ее подмышки — втащил. Крыша под ногами гнется. Подпрыгнуть, чтобы достать до навеса соседнего двора, нельзя… В западне. Выдали сами себя…

Но Илья может взобраться на верх крыши флигеля по краю ее. Там — шест на крышу соседнего флигеля. Оттуда спустится прямо на навес. Но Анна? Он поднимет грохот — и выдаст ее. Да и стыдно бросать беззащитную.

Сказал ей. Безразлична. Прилегли на покрытую снегом крышу флигеля. Тихо. Морозно.

— Если полиция — будут голоса, стучать сапогами будут, — прошептала Анна.

Звеня копытами проскакала конница. Не окружают ли квартал? Снова тихо…

Наступает реакция. Здоровый организм не выносит долгого угнетенного состояния, пытается восстановить равновесие обратной реакцией, — неудержимо прорывается смех…

— А что если Георгий? — проговорила Анна. — Полиция бы бросилась во двор… Но Георгий… Почему не догадается, не выйдет?

Сели. Тихо хохочут. Закурили.

— Я побегу, узнаю.

Помог ей спуститься. Побежала. Илья курит. Ужасно стыдно.

Томительное ожидание. Шаги… Шарят… Тихий голос…

— Илья… иди домой.

Георгий. Какой стыд! Какая досада! Сполз. Пошел в дом. Как провинившийся мальчуган, которого собираются высечь.

Анна встречает. Серьезна.

— Я пробежала в дом не со двора, а через парадный ход, чтобы узнать не оцеплен ли дом, и за воротами — шпик.

Илья на Георгия набросился:

— Скотина, где тебя носило? Хорошо, что не могли перемахнуть в другой двор, а то глупостей бы сколько натворили. Слежка…

— Я же стучал тихо; стучал, стучал — надоело…

— Где был? Небось, у курсисток, у своей…

— А раньше… Чего перетрусили?

— Говорю — слежка. С минуты на минуту ожидаем ареста. Бежать некуда.

— А парадное на что?

— Попробуй — сейчас же сгребут: сам себя выдашь. А втроем бежать тем более наглядно. Но, может быть, ничего и не будет сегодня. Мало ли у нас тревог бывает — что же мы от своей тени бегать будем?

Одетые, настороже, прилегли вздремнуть. Потом в темноту комнаты набилась возбужденная толпа, громко стала шептаться. Приехали из Советской России две подпольницы, привезли корзины с литературой. С ними и взбалмошный курьер. У него много денег, револьверы. И Елена приехала. Собралась семейка в семеро душ. Близился рассвет. Чуть подождали — и ушли, пара за парой.

В опустевших, тоскливых комнатах остались Илья и Георгий. Они должны сбить с толку шпиков — и скрыться. Им поручено сказать хозяйке, что приезжавшая Мария Петровна (это Елена так величалась по паспорту) сообщила Клавдии Федоровне, что у нее родственница при смерти. Поэтому они сейчас же вдвоем и уехали. Скоро вернутся.

Ребята облегченно уснули: ночь прошла. День их.

Встали поздно. Открыли ставни, протерли заледеневшие окна, всматриваются в прохожих. Вот усатый красномордый, в штатском пальто не по плечу прогуливается. Несколько раз уже прошел мимо. Другой. Тощий, желтый, в пальтишке с поднятым воротником мерзнет, подпрыгивает: тоже не легко кусок хлеба зарабатывает. Ребятам весело: они в тепле. Шутят, напевают. Георгий сбегал в лавочку, принес охотничьей колбасы, белого пышного хлеба, и на-радостях бутылку вина. Пьют, показывают в окно стаканы: «За здоровье ваше, а в брюхо наше». Георгий сообщил, что усатый увязывался за ним, так он ему в лицо напевал:

«Цыпленок жареный, цыпленок вареный,
Цыпленок тоже хочет жить»…

После тревоги.

В три часа дня Илья отправился на Новое поселение. Там он должен был отстаивать перед членами военного отдела, Анной и Еленой, свой план боевой работы.

Пришел. Ждет. Их нет.

Забежал Шмидт. Он как всегда замкнут, спокоен, озабочен. Костюмы у него все меняются: уж если его нащупают — не скрыться ему: многие его знают. Все он пропадает, как молодой месяц в тучах, везде он успевает.

Илья рассказал ему о случившемся накануне, о своих опасениях за Анну и Елену. Шмидт спокойно выслушал и предложил:

— Нужно послать мальчика, вызвать их на это совещание и сообщить им, что сегодня в 6 часов вечера на 21-й линии, в, Нахичевани, — заседание. У ворот будет дежурный.

Подал руку и ушел.

Илья послал мальчика на поиски Анны и Елены и в ожидании ответа засел вместе с хозяином квартиры, худощавым и бледным, писать новые документы, смывать ошибки на старых. Илья уже наловчился: пишет, сам расписывается — и все разные почерки получаются.

Прибежал мальчик. Нигде ничего не добился. Ольга и Мария, прибывшие ночью подпольницы, с утра не видели ни курьера, ни Анны, ни Елены. На новых квартирах их также нет.

Илья снова послал мальчика к Ольге и Марии уже с запиской, в которой в смутных выражениях из осторожности писал, что тревожится за судьбу Анны, Елены и курьера. Те ответили, что они ничем его успокоить не метут.