Читаем Смех под штыком полностью

Васильев немного ожил, рассказывает. Его переход границы был очень неудачен. Он направлялся в сторону Купянска. Красные здесь наступали и прорвались до Валуек. Потом отступили он остался. Белые арестовали его, посадили в бронепоезд, избили наганами, несколько раз собирались расстрелять, но каждый раз откладывали, надеясь, что он выдаст свои секреты. Красные снова налетели, захватили бронепоезд и спасли его. Он во второй раз остался, но уже в стороне от линии железной дороги. Перешел фронт, добрался до Купянска. Там снова нарвался, снова избили, но отпустили, решив, повидимому, что этот маленький заморенный паренек совсем не опасен.

А леса все нет и нет. Все идут к тому, голубому, все уходящему от них вдаль. Устали, изголодались; и здесь бабы принимали их за жуликов, и потому приходилось обходить их, реже просить накормить или дать воды, чтобы избежать неприятных расспросов.

Вот уже и лес. Но где же тут скрываться? Узкая полоса редких деревьев — насквозь все видно, полно людей, стучат топоры, визжат пилы. Около — глухая станция. Ветка идет от Чистякове мимо большого, синеватого квадратного леса. Он и в самом деле около Чистяково.

Пошли в направлении этого леса, замыкая свой громадный, заколдованный круг. Отошли от станции шагов на полтораста. Навстречу на линейке — подпрапорщик; на поясе — наган. Остановил лошадь:

— Вы куда, ребята, идете?

Илья свободно ответил, назвав Чистяково; Васильев замялся:

— А я — в эту деревню…

— Зачем тебе туда?

— К тетке…

— Кто же у тебя там тетка?.. Что?.. Да я сам оттуда, — и смеется ехидно: — А ну, покажите документы.

Подали. Посмотрел документ Ильи, спрашивает:

— Вы что, вместе идете?

— Да, в Чистяково встретились, слышали, что можно службу получить, а тут глушь, неинтересно.

Повертел документ, спросил фамилию: может-быть, забыл? Вернул Илье, принялся за Васильева:

— Ты откуда?.. Из Купянска? Чего ж ты сюда пришел?.. А что у тебя за повязки?.. Как же твоя настоящая фамилия?

— Васильев.

— Ну, садись, на станции выясним личность и отпустим под подписку.

Илья держится развязно, полушутливо:

— Может-быть, вы на меня доверитесь? Я его узнал немного, ничего парень, он, говорит, потерял документ и, чтобы найти работу, купил у шахтеров.

— Нет, я не могу. Садись, паренек.

Тот сел. Что же делать? Наброситься? — у того наган, и бесполезно: вокруг — люди, станция около; не убежишь, только себя погубишь.

Линейка тронулась. Илья бросил прощальный взгляд и побитой собакой пошел прочь… Оставил на смерть. Завел. Проклятие! Надо же было заблудиться, набрести. Но товарищ погиб — нужно самому опасаться, будет погоня; подпрапорщик — не мальчик: раз один подозрителен, значит — и товарищ его, одетый, как двойник. Илья ускорил шаг и, едва скрылся в ложбинке, — перемахнул в сторону, за полотно железной дороги, в свеже-вырытый глинистый ров с плоским дном, и побежал во всю силу своих ног. А бегать он мог, как скаковая лошадь. Слышит: по дороге скачут — не ошибся. Пробежал версты две-три, выглянул из-за насыпи — сонная степь.

Пришел на станцию — осторожно осматривается. Теперь могут сторожить и прискакавшие с маленькой станции. Своих — никого… Заглянул в пивнушку — Пашет! Сидит, точно сто лет сидит, лениво пиво пьет. Не узнает. И Илья не узнает. Тоже начал пиво пить. Сидят в разных концах комнаты, переглядываются.

Пашет вышел во двор. И Илья вышел. Зашли в флигелек — пусто. Тут прорвалось:

— Никого?

— Никого. Лапис в Лозовую-Павловку к своим поехал.

— Сейчас арестовали Васильева. Надо же было взять его! Никуда не годится! При переходе фронта белые его избили, чуть не расстреляли, да красные отбили. Ему бы задержаться, пока раны заживут, а он, весь обвязанный, избитый, перепуганный приехал.

Рассказывает Илья, старается оправдать себя: самолюбие страдает.

— Понимаешь? Нелепо, бесполезно было нападать. И револьвера не было: остался в Ромнах на кладбище…

Пришел Борька. Отправился с ним Илья лес посмотреть. Пашет остался дежурить.

Подошли. Гулко разносится стрельба. Лес редкий, за двести шагов все видно. Деревья большие, под ними — жиденькая травка. Борька догадывается, что Илья недоволен, — оправдывается:

— Чорт возьми, был же густой, заросший; я, по правде сказать, сам давно в нем не был. А раньше густой был.

А стрельба приближается. Что это значит? Заметили неподалеку крестьянина, траву косит на опушке. Борька пошел к нему, будто воды спросить, и торопливо вернулся:

— Скорей поднимайся, идем.

— Что такое? Куда пойдем?

— Облава. Тут все время дезертиров ловят. Вчера, говорит, несколько человек убили.

— Но куда итти?

— Пойдем ко мне, посмотришь места. Глушь — укрываться хорошо.

Отмахали верст сорок, туда и обратно, — вернулись. Пашет пиво в стакане на свет разглядывает. Прошли в флигель. Там и Лапис. Посоветовались. Борька предлагает:

— А знаете? Вот место хорошее: Енакиево. Вокруг — несколько шахт. Около него — большой завод. Городок глухой, тихий.

— Но знакомые есть? Как свяжемся с рабочими? Где остановимся? — спрашивает Илья.

— Найдем. Долго ли познакомиться? Как оружие начнем раздавать, так и поверят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука