И вот однажды он встретил её на тропе. На какую-то долю секунды в зелени глаз мелькнул интерес и тут же растворился в холоде равнодушия. Но и этой, бесконечно малой искорки интереса достаточно было, чтобы воодушевить его, вселить надежду. В глубине взгляда под холодом равнодушия затаилась боль. Она ему уже была знакома. Это была боль выжженной пустыни. И его сердце отозвалось на эту боль. Чем ближе он оказывался, тем ощутимее становилась эта боль – ее боль – и тем большей болью отзывалось его сердце. И две боли, как эхо, метались между двумя сердцами, пока не слились в одну. По мере того, как уменьшалось расстояние между двумя сердцами, уменьшалась и слабела боль, пока совсем не исчезла. И в это мгновение он коснулся ее губ. Пересохшие под палящими лучами, они вдруг начали наливаться влагой. Она шла откуда-то изнутри, заполняла их впадинки и, колдовски благоухающая, просачивалась сквозь кожу, орошая ее. Он слизывал эти будоражащие капельки, росу ожившей, зазеленевшей пустыни. Он все еще ощущал жар пустыни. Его все еще жгли бесчисленные песчинки, и он все еще вздрагивал от молниеносных уколов, обжигающих так, что захватывало дух. И от этого его дыхание становилось все прерывистее. Он отстранился на расстояние полусогнутой руки и наслаждался магией чуть приоткрытых влажных губ, в непреодолимом порыве стремящихся к нему. Он был любим. Он мог отстраниться и наблюдать, наслаждаться и быть хозяином положения. Зеп Тепи распростерло над ним свои крылья – божественное время. И вот вздрогнули ее ресницы, и широко распахнулись, а на их кончиках засверкало счастье. Оно мириадами мерцаний, слетая с ее ресниц по лучам его взгляда, проникало в него и воплощалось в огромное желание объять весь мир. Весь мир сейчас был перед ним. Он сконцентрировался неповторимым оазисом среди некогда выжженной пустыни. Он погружался в этот мир. Он был этим миром. Его захлестнула горячая волна восторга – из недр пустыни восставали горячие ключи. Они били неиссякаемыми фонтанами, касались его кожи, проникали внутрь и по клеточкам его тела растекались неповторимым ощущением полета в фантастическом Нечто. Зеп Тепи, уходя, оставило свои признаки, чтобы человечество не забывало о нем. Эти признаки открываются не каждому, а избранным, кто понимает, что самое главное в этой жизни дарить душе прекрасные моменты. Оно не ушло – это время, оно осталось жить в таких мгновениях.
Проснувшись, Саша не мог понять этого чудесного перевоплощения майянской девчонки в пустыню, этого чарующего сплава пустыни и сельвы, Египта и Юкатана. Всё ещё учащённое сердцебиение подтверждало реальность переживаний, сохраняло их колорит. Горячее дыхание всё ещё извергалось из его возбуждённой плоти. А какую связь имело то майянское время с египетским Зеп Тепи? И почему это проявилось сейчас, после похода в святилище Тота? Просто открылись ещё какие-то шлюзы памяти?
Размышляя над своими снами, Лия не заметила, как позавтракала. Более всего её волновало то послание, которое она должна была куда-то отнести и спрятать. Это совпадало с её догадками о том, что она, будучи дочерью вождя племени, обладала знаниями, которые у неё хотели выведать, поэтому пытали, а потом казнили. Но во сне она несла только кодекс. Смогла ли его спрятать?
– И какие мировые проблемы решаются в этой голове? – спросил Саша, когда они выходили из гостиницы.
– Сегодня мне приснилась я – майянка.
И она кратко пересказала сон. О своём ночном путешествии на Юкатан он промолчал.
– Сейчас многие даже не хотят слушать о предсказаниях майя. Кто в наше время поверит какой-то древней цивилизации, которая исчезла? Сейчас любят повторять, что эти дикари даже колеса не знали. Да, они не знали колеса, но знали астрономию и математику на уровне, иногда даже превосходящем современный. Если мы считаем, что календарь дает возможность нам ориентироваться в днях недели и месяца, то для этой народности он был необходим для определения положения нашей планеты относительно Солнца и других планет.
– Не понимаю, как же тогда со всем этим связать человеческие жертвы?
– Они это делали ради будущего человечества. Они считали, что такая жертва поможет предотвратить конец света и гибель человечества.
– Это ты предполагаешь или знаешь наверняка?
– Где-то читал и вполне согласен с этим. Разве у нас во время Второй мировой войны не жертвовали своим жизнями ради спасения других. И, заметь, это были добровольные жертвы!
– Можно и так рассуждать.
– Но были ли эти жертвы добровольными у майя? – спросила Орнелла, стоящая неподалеку и прислушивающаяся к их разговору.
– Может быть, и не каждая соглашалась со своей участью, но пойти против обычая никто не смел. Во-первых, это не представлялось как что-то ужасное. Это была честь – умилостивить бога. Девушку выбирали, как Мисс Мира, самую красивую. Кроме того, она уходила в другой мир, где жизнь была намного лучше, но этим сохраняла продолжение жизни своих соплеменников, ведь всех их бог не мог принять и обеспечить им жизнь на небесах. Туда уходили только избранные.