Смехачи Мейерхольда

В выходные и праздничные дни зрителей битком, артисты нарасхват. (Отсюда анекдот про актёра, отказывающегося от выгодных зарубежных гастролей: «Не могу — у меня ёлки».) Многие именитые артисты участвовали в сборных эстрадных концертах, читали рассказы или стихотворения, играли отрывки из спектаклей. Дань этому отдали, например, Игорь Ильинский и Сергей Мартинсон. Гарин и Осип Абдулов играли в инсценировке рассказа Чехова «Счастливчик». Известный эстрадный драматург Владимир Соломонович Поляков писал сценки специально для Зои Фёдоровой и Гарина.

Вообще Владимир Поляков сделал для советской эстрады больше, чем кто-либо другой. Коренной «питерец», ленинградец, «крёстный сын» Зощенко, он лет двадцать тесно сотрудничал с Аркадием Райкиным. Писал для него монологи, сценарии эстрадных спектаклей. Многие крылатые слова и выражения, вошедшие в обиход с лёгкой руки «нашего великого сатира», были сочинены Поляковым. Но сопровождаются ссылкой «как говорил Райкин». То же слово «авоська», например. Его впервые произнёс в 1935 году один райкинский персонаж в монологе, который сочинил Поляков, придумавший это ставшее знаковым слово.

Эстрадная пьеса «Будни и праздники» была написана Поляковым для Фёдоровой и Гарина в 1940-х годах. В ней три картины, каждая состоит из двух частей. В первой показано счастливое начало какого-либо события, во второй — та же самая ситуация показана через два месяца. Что делается с молодой семьёй, новой столовой, театральной премьерой. Фёдорова и Гарин играют соответственно жену и мужа, официантку и посетителя, двух театральных актёров. Показывают, как создаётся праздничное настроение и как оно исчезает, превращаясь в формальность. Приведём здесь фрагмент первой картины «Семья». Её персонажи молодожёны, сначала они сидят, обнявшись, и воркуют.

«Он. Скоро второй час ночи, а спать не хочется. Вот так бы сидел и сидел бы с тобой целую вечность.

Она. И никуда бы друг от друга не отходили… Милый!..

Он. Хорошая!..

Она (напевает). Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, как я хочу к ним прижаться сейчас гу-ба-ми…

Он. Тёмная ночь та-та-ри-та-ра-ри-та-ра-рам…

Она. Тара-ра-та-ра-ра-ра-ра-рам та-ра-ри-ти-ра-ра-ра… (Смеются, целуются.)

Он закуривает (видимо, описка — вынимает. — А. X.) папиросу.

Она достаёт спички и даёт ему прикурить.

Он. Спасибо, родная. Вот ты знаешь как странно. Ведь уже прошла целая неделя, как мы с тобой вместе, а мне кажется, что мы только что поженились, всё кажется таким новым, неизведанным, прекрасным…

Она. Да, да… (Хочет взять со стола книжку.)

Он (предугадывая её желание). Ты хочешь почитать? На. Она. Спасибо, родной.

Он. Почему к нам не заходит твой приятель по школе — этот Михаил Степанович?

Она. Не знаю.

Он. Ты ему обязательно позвони. Очень приятный парень. Пусть он нас не забывает.

Она. Гриша.

Он. Что, солнышко?

Она. Ты меня лю?

Он. Лю. А ты меня лю?

Она. Лю. Очень лю! (Целуются.)

Он. Милая!

Она. Дорогой.

Он. Любимая!

Она. Любимый.

Вместе. Какое счастье!..

Действие следующей картины проходит через два месяца. Супруги сидят спиной друг к другу.

Он. Скоро второй час ночи, а мы сидим, как всё равно на дежурстве… Спать хочется, как будто не спал целую вечность!

Она. Боже, как мне всё это надоело. Хоть бы уехать куда-нибудь, что ли… (Напевает.) Как я люблю…

Он. Чёрт знает что! Ты же знаешь, как я не люблю это «как я люблю». Нет, ты должна петь назло мне.

Она (поёт). Как я хочу…

Он. А я не хочу! Я не желаю, чтобы ты пела. Если это можно назвать пением. (Берёт папиросу.) Где спички?

Она. Откуда я знаю.

Он. Куда ты их положила?

Она. У меня только и дела, что класть твои спички.

Он. Два месяца, как мы поженились, а у меня такое впечатление, что эта волынка тянется лет двадцать, не меньше, до того всё это мне осточертело.

Она. Да. Дай мне мою книжку.

Он. Сама возьмёшь — не помрёшь. Слушай, Катерина, почему к нам заходит твой приятель по школе, этот Михаил Степанович?

Она. Хочет и заходит.

Он. Ты ему скажи, чтобы он больше к нам не пёрся. Противнейший тип. Пусть он забудет дорогу сюда! Слышишь?

Она. Не слышу. Гриша…

Он. Я тридцать пять лет Гриша. В чём дело?

Она. Гриша, ты меня лю?

Он (зло.) Лю.

Она. Что ты сказал?

Он (зло, кричит.) Лю! Лю, сказал. Лю. Понятно?!

Она. Дурак.

Он. Идиотка.

Она. Болван.

Он. Кретинка!

Вместе. Какое счастье! Тьфу!»^{98}

По аналогичной схеме выстроены сценки про столовую и театр. В финале же автор сформулировал мораль:

«Он. Плохо, когда жизнь разделяется на премьеры и будни, на праздники и на рядовые серые дни.

Она. Хочется жить и работать так, чтобы каждый день был праздником, премьерой, чтобы никогда не было буден.

Он. И, вы знаете, что интересно. Интересно, что это вполне возможно — ведь это зависит только от нас»^{99}.