Смехачи Мейерхольда

«Каин XVIII» — политический памфлет, направленный против поджигателей войны. Его ставили Надежда Кошеверова и Михаил Шапиро — режиссёры, ставившие «Золушку». Но «Золушка» — поэтический фильм, а «Каин XVIII» — сатирический. Соответственно разные короли. Если первый взбалмошный, то второй — глупый и злой.

Каин — дутая величина. Без всяких на то оснований он корчит из себя гиганта мысли. Его страшит потеря власти, поэтому он стремится к завоеваниям, победоносным войнам, насаждению повсюду своего образа жизни. Если от чудовищного изобретения — самовзрывающегося комара — погибнут миллионы людей, ему не жалко. Вид атомного гриба приводит его в щенячий восторг. Для него главное, чтобы все вокруг жили в страхе. Однако, как это часто случается не только в сказках, сам же от страха и умирает.

Гарин играет великолепно. В этой роли он отошёл от привычного своего амплуа. Внешность у него отнюдь не комическая. Он по-современному красив, ухожен, хорошо подстрижен. С такой холёной внешностью ему впору играть секретаря обкома.

А глазки подкачали. Маленькие, немигающие — они выдают туго соображающего человека. Он их таращит, силится понять, что ему говорят, и не может. Самых простых вещей не понимает. Это существо создано природой по ошибке, такие вообще не нужны на белом свете.

Сергей Цимбал писал: «Эраст Гарин — один из самых своеобразных по внутреннему складу актёров советского кинематографа. Все его герои кажутся похожими только на него самого, и вместе с тем все они отмечены острой и злой наблюдательностью художника, точным пониманием нелепого и страшного в людях, способностью беспощадно клеймить это нелепое»^{106}.

Следующей радостной для Локшиной и Гарина постановкой был фильм «Обыкновенное чудо» по пьесе Евгения Шварца.

Говоря об этой картине, почти всегда сразу вспоминают появившийся через 15 лет одноимённый фильм Марка Захарова. Но одно не перечёркивает другого. Каждая из этих экранизаций сделана в эстетике своего времени, в обеих играют прекрасные артисты. Нет ничего удивительного в том, что оба фильма нравятся зрителям.

Войдя в литературу робко, Евгений Шварц постепенно освоился в этой сфере, можно сказать, занял передовые позиции, в своих произведениях стал смелым, порой даже дерзким. Он беспощадно высмеивал тиранию, двуличие, приспособленчество. Сам драматург так характеризовал суть своего творчества: «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».

Этими словами драматург предварил «Обыкновенное чудо» — одну из «взрослых» сказок. Сюда же относятся «Дракон», «Голый король» и «Тень». Остросоциальные, разоблачительные повествования, содержание которых проецируется на современность. Со временем они не потеряли своей актуальности. В 1976 году любопытное замечание сделал в записных книжках драматург Виктор Славкин: «Интересно, что Евгению Шварцу было позволено в своих пьесах выводить министров только потому, что у нас тогда министров не было — были наркомы. Этому мы обязаны, что сейчас пьесы Шварца звучат острее, чем раньше. Министры были принадлежностью буржуазных государств. Представляете, если бы в пьесе «Тень» действовал бы нарком!..»^{107}

Творчество Шварца часто вызывало сомнения у советской власти. Поставленную в 1940 году пьесу «Тень» вскоре после премьеры убрали из репертуара. То же самое произошло и с «Драконом», поставленным после Великой Отечественной войны в ленинградском Театре комедии. Писавшаяся как антигитлеровская пьеса быстро превратилась в антисталинскую и находилась под запретом до 1962 года. Многие считают её самой смелой пьесой о судьбе нашей страны. «Голый король» был впервые поставлен через три года после смерти Шварца, в 1961 году.

Эраст Павлович считал своей любимой ролью Короля в «Золушке», а Короля в «Обыкновенном чуде» — ролью главной. В 1970 году в интервью журналу «Советский экран» (№ 19) артист рассказывал про своего третьего экранного Короля: «Он натура чувствительная. Только чувства у него, по собственному признанию, «тонкие, едва определимые». То ли музыки ему хочется, то ли зарезать кого-нибудь… Он одинаково готов и на благодеяние и на злодейство. Вот оно, изощрённое, нравственное уродство, которое так мастерски разоблачал Шварц. Король из «Обыкновенного чуда» стал моей главной ролью в кино — как видите, я даже пожертвовал ему своим любимцем — королём из «Золушки». А ведь я столько лет прощал этому добрейшему королю и невоспитанность чувств, и ребяческий деспотизм…»

— Что поделаешь! Наверное, хороших королей не бывает даже в сказках, — понимающе говорит интервьюер Л. Ягункова.

И Гарин подтверждает:

— Да, знаете ли, короли — народ тяжёлый.

Глава двадцать первая ПОСЛЕДНИЕ КАДРЫ