Смехачи Мейерхольда

Наблюдая игру актёра на сцене, зритель должен легко читать поведение и действия актёра; он должен легко улавливать всё, что побуждает актёра к тому или иному действию; ему (зрителю) должны быть понятны все действия актёра»^{8}.

Вот через какие тернии приходилось идти Гарину к вершинам мастерства.

Глава вторая В ОДНОМ ФЛАКОНЕ

Всё было внове в те постреволюционные годы в Советской России. Новая страна, новое искусство, новый язык искусства. Его создавали Мейерхольд, Маяковский, Малевич, Родченко. Они старше Гарина и его друзей, но это не какие-нибудь небожители в башне из слоновой кости, они воочию находятся рядом. А внимающая им молодёжь — это особы, приближённые к властителям их дум, получают без посредников, так сказать, из первых рук всё лучшее, новое, завораживающее. Сейчас всё обновляется, старый мир ломается, да и кому он нужен, когда со дня на день наступит новая эра. Она уже не за горами, подбирается к крыльцу, слышно её шумное дыхание. Она приближается с каждой библиотекой, выставкой, лекцией, премьерой, диспутом. Впроголодь живём? Башмаки дырявые? Ну и чёрт с ними, зато весело, интересно.

У окружающих иногда могло сложиться впечатление, что молодому Гарину лишь бы иронизировать, хохмить. Даже заполняя серьёзные анкеты, он пишет вместо «город Рязань» — «град Рязань», музыкальное образование указывает «рояль (малограмотно)», подписывается Ераст вместо официального Эраст. Вообще молодой рязанец заметно склонен к иронии, и эта склонность сквозила в его первых маленьких ролях, точнее выходах в мейерхольдовских постановках. В сезоне 1922/23 года играл Ванечку в «Смерти Тарелкина» Сухово-Кобылина, на следующий год — повара в «Земле дыбом»[1].

Первую большую роль, состоявшую из многих маленьких, Гарин сыграл в спектакле «Д. Е.». А ведь этот гаринский бенефис висел на волоске. Как и при подготовке многих других спектаклей Мейерхольда, вокруг него разгорелись нешуточные страсти. Появлению пьесы предшествовали некоторые конфликты.

Пьеса создавалась причудливым образом. В мае 1923 года в Берлине, где жил тогда Илья Эренбург, вышел его фантастический роман «Трест Д. Е. История гибели Европы». В нём рассказывалось, как американские капиталисты вознамерились в буквальном смысле уничтожить Европу и добились того, что на месте цветущего континента возникла пустыня.

Вскоре роман двумя изданиями вышел в СССР. Он пользовался большим успехом, в частности очень понравился Мейерхольду. Оказавшись по делам в Берлине, Всеволод Эмильевич встретился там с Эренбургом и сказал, что хочет видеть этот роман на сцене, требуется инсценировка. Илья Григорьевич обещал подумать, да начисто забыл об этом разговоре. А когда через год приехал в Ленинград, с удивлением увидел в журнале «Зрелища» сообщение о том, что в театре имени Мейерхольда принята к постановке инсценировка по роману «Трест Д. Е.» и вышедшему десятью годами ранее роману «Туннель» немецкого прозаика Бернгарда Келлермана.

Эренбург вспылил и написал режиссёру гневное письмо. Через достаточно длительное время пришёл не менее резкий ответ Мейерхольда. Он как следует отругал писателя: «Если бы даже Вы взялись за переделку Вашего романа, Вы сделали бы пьесу так, что она могла бы быть представлена в любом из городов Антанты, но в моём театре, который служит и будет служить делу Революции, нужны пьесы тенденциозные, такие пьесы, которые имеют в виду одну цель: служить делу Революции. Напоминаю: от проведения коммунистических тенденций Вы решительно отказались, указывая на Ваше в отношении социальной революции безверие и на Ваш природный пессимизм»^{9}.

Получив такую отповедь, Эренбург махнул рукой, мол, зачем попусту трепать нервы. Мейерхольд же продолжал репетировать. 15 мая 1924 года вся труппа ТиМа приехала в Ленинград. Там 13 июня состоялась генеральная репетиция спектакля, а через день — несколько раз переносимая премьера.

Ныне оба романа — и Эренбурга, и Келлермана — хорошо известны, это произведения социально-критической направленности. Неудивительно, что у Мейерхольда возникло желание объединить их. Разумеется, при этом было необходимо изменить до неузнаваемости и тот и другой. Тут на горизонте возник литератор Михаил (Мечислав) Подгаецкий, которому Всеволод Эмильевич заказал написать «гибридную» пьесу. Режиссёр дал ему чёткое техническое задание: нужно показать, как Советская Россия спасает Европу от захватнических поползновений нахрапистого американского капитала. Другими словами, написать актуальный политический памфлет.

Подгаецкий охотно ухватился за это лестное предложение. Критики потом ругали его почём зря, но нельзя сказать, что он написал совсем уж плёвое произведение, не стал бы Мейерхольд ставить явную чепуху. Можно считать, пьеса получилась. Драматург с максимальным КПД использовал плацдарм, предоставленный двумя «исходниками».