Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

– Вот почему мы заказали вам КТ, – говорит он, снова укрывая ее одеялом. – Что-нибудь еще? – Доктор Мартин смотрит вопросительно на интерна, но та лишь качает головой.

– Ее уже вызвали на КТ, – говорю я, чтобы они были в курсе происходящего.

– Это хорошо, – одобрительно говорит лечащий врач все тем же невозмутимым профессиональным тоном, с которым только что разговаривал с Шейлой. Интерн, однако, мне слегка улыбается в ответ. В конце концов, мы с ней в одной лодке.

Я слышу, как пищит мой телефон. «Санитар для транспортировки Филдс на месте».

– Я у нее в палате – мы выходим.

Доктор Мартин жестом показывает мне, чтобы я шла первой. Такое вот небольшое проявление старомодной учтивости перед дамой. Может быть, к людям вокруг он относится не так уж и безразлично. Возможно, отрешенность помогает ему справляться с различными перипетиями в медицинской практике, либо же его с детства приучили пропускать женщин вперед и эта привычка так и осталась на всю жизнь.

Санитар ждет у двери с пустой тележкой. Он почти не смотрит в глаза, однако ловко обращается с каталкой, как и все его коллеги. Когда мне приходится кого-то толкать, то водитель из меня выходит никудышный. Когда же за дело берутся санитары, то кажется, будто все получается само собой.

– Привет, – говорю я, пытаясь быть дружелюбной. – Вы пришли забрать ее на КТ?

– Филдс, – говорит он с полувопросительной интонацией. Я киваю. – Она может ходить?

– Ей больно, но ходить, наверное, должна. – Слева на его лицо опускается небольшая прядь прямых светлых волос. Волосы коротко подстрижены по бокам, однако на макушке длиннее, что, в сочетании с броскими очками в толстой оправе, делает его бордовую униформу чуть ли не красной на вид.

До меня внезапно доходит, что мое поведение с санитарами мало чем отличается от того, как ко мне относятся старшие врачи. Может быть, врачи, точно как и я, попросту стараются делать в лучшем виде свою работу? Или же нам всем следует прилагать чуточку больше усилий, чтобы видеть друг в друге в первую очередь людей.

Я возвращаюсь в палату и бужу Шейлу. Она выглядит слабой, однако готова двигаться, пускай и медленно, и для начала садится в кровати, морщась от боли.

Не могу припомнить, чтобы у меня хоть раз, хотя бы разочек, состоялся полноценный разговор с кем-то из санитаров. Может быть, именно поэтому кажется, что они такие неприветливые с медсестрами.

– Ты можешь встать сама, или же тебе нужна моя помощь?

– Я справлюсь. – Она делает вдох, начинает подниматься, а затем хватается, словно за подлокотники, за мои руки. – Простите. – Она тяжело дышит.

Ей удается полностью встать. Она ниже меня, плотная, но не толстая, а ее волосы длиннее, чем мне казалось. Они покрывают плечи подобно легкой накидке.

Неуверенным движением она передвигает одну ногу вперед, почти не отрывая ее от пола. «Уверена, что справишься?» Она кивает, плотно сжав губы, и переставляет вперед вторую ногу. Я ей сочувствую, но при этом не могу сдержать раздражения из-за того, как медленно она продвигается. Плохо, когда время работает против тебя и иначе как врагом ты его уже и не воспринимаешь.

Наконец она подходит к каталке, и я с облегчением вижу, что это одна из новых моделей, которая достаточно низкая, чтобы пациенты могли сесть на нее, как на обычный стул. Вместе с санитаром мы помогаем Шейле улечься. Кажется, ей не так больно, когда она лежит на спине, однако напряженные морщинки вокруг глаз никуда не исчезают.

– Держитесь, – говорю я и возвращаюсь к ней в палату, чтобы захватить подушку. – Я буду здесь, когда вы вернетесь.

Каталка увозит ее прочь по коридору, и я смотрю на свои часы: десять минут одиннадцатого. Хочу поговорить со своей подругой Бет по поводу ритуксана для мистера Хэмптона. У нее за плечами гораздо больше опыта, чем у меня, и я рассчитываю, что она рассеет мои сомнения по поводу того, сможет ли он перенести этот препарат, либо даст какие-то полезные советы насчет мониторинга его состояния после введения лекарства. Я напоминаю себе, что в случае чего команда быстрого реагирования прибудет по первому вызову и что жить мистеру Хэмптону после приема ритуксана или нет зависит не только от меня, хотя я и выступаю в роли несчастной канарейки в этой конкретной угольной шахте.

Еще я была бы не прочь выпить кофе и чего-нибудь перекусить, так как у меня начинает просыпаться мой утренний аппетит, однако мистеру Хэмптону нужно выпить таблетки, которые я оставила у него в палате. «Сможете принять их сейчас?» – спрашиваю я. Он лежит в кровати, но не спит, так что я трясу стаканом с таблетками, словно погремушкой, стараясь его подбодрить. Он медленно поднимает и опускает голову в знак согласия.