Читаем Смена полностью

Парень кивнул и без малейших пререканий поправил свою кепку, потом нехотя подошёл ко мне, молча взял мою сумку, давая всем своим видом понять, что нам нужно куда-то идти. Я встала и уныло пошла за ним. Как только мы вышли из зоны видимости Леонидовны, Александр посмотрел по сторонам и снова развернул кепку козырьком назад.

Да, наверное, ему лет двадцать. – рассуждала про себя я. – Светло-русый, короткая стрижка, видимо, летний вариант, глаза серо-зелёные, достаточно высокий и широкоплечий. Глядя на него, мои опасения насчёт вожатых-гестапо а-ля «Орлёнок» как-то сразу улетучились. Я сильно сомневалась, что парень в футбе с продиджами и потертых джинсах будет штандартенфюрером Александром, заставляя маршировать отряд по плацу. Ой, я даже и отчества его не знаю ещё.

Мы поначалу молча шли по аллее. Наконец, он подал голос:

– Заставили, да? – прозвучал первый его вопрос.

– Что? – спросила я.

– Ну, судя по твоему унылому виду, тебя заставили сюда приехать. – сделал вывод он, хотя знал меня буквально минут шесть от силы.

– Есть такое… – пробурчала я себе под нос.

– Раньше была в лагере? – последовал его следующий вопрос.

– Была.

– И?

– Отвратно было. – честно призналась я, но посвящать его в подробности жизни в «Орлёнке» не стала, но он продолжил донимать меня своими вопросами-допросами.

– И что за лагерь?

– «Орлёнок»… Знаешь такой?! – и скривилась в ухмылке.

Александр на минуту остановился и смерил меня с ног до головы оценивающим взглядом.

– Значит… Значит, ты круто у нас учишься?

Меня удивила такая странная его характеристика отличной учёбы. Круто…

– Ну да… Всё на пять. – дежурно ответила я без какого-то бахвальства. Никогда не считала это чем-то таким эдаким.

– Что делать умеешь? – следующий его вопрос прозвучал очень странно.

– В смысле?

– Ну в «Орлёнке» не только отличники, там ещё и деятели-активисты собираются. Так что ты умеешь делать? – повторил он.

– А зачем спрашиваешь?

– У нас завтра вечером официальное открытие смены. – спокойно сказал Саша. – Будем делать по отрядам выступления. Вот я и спрашиваю, что ты умеешь делать, чтобы привлечь тебя куда-то.

– А если я не хочу привлекаться? – у меня иногда срабатывал режим вредности, включился он и сейчас, но Александр был спокоен.

– Надо Селиванова, надо. – сказал он, подчеркнув, что хорошо запомнил мою фамилию. А что её запоминать, раз мы с директоршей одной фамилии будем. Чтобы он как-то отвязался, мне пришлось сказать:

– Ну пою я.

– В хоре?

– Не… Эстрадный вокал. – сначала хотелось сказать, что рисую, ведь в нашем классе я рисовала почти все плакаты. Но, как подумала, что буду снова ползать по ватману на коленках вся измазанная в красках, желание мое сразу отпало.

– Ну и отлично. – вдруг сказал Сашка. – Это нам пригодится. А то у нас там хористка, но голоса ей на песню явно не хватает. В общем ближе к вечеру репетиция, худрук тебя прослушает. – подвёл итог он, словно всё уже решив.

– А знаешь… я плохо пою. – решила срулить я с этой темы, пока не поздно.

– Ну плохо, так плохо, но прослушаться надо. Почему у тебя такая сумка тяжелая?

– Книги вожу с собой повсюду. – честно сказала я, но выглядело это просто шуткой.

– Очень смешно. – Александр мне явно не поверил.

Ну кто ж в лагерь берёт с собой художественную литературу!?

– А ты я смотрю командовать любишь? – полетел мне в лицо очередной его странный вопрос.

– Что? – не поняла я. – С чего Вы…

– Ты. – мгновенно исправил меня он. – Всех вожатых в лагере на «ты» называем, понятно? Для вас всех я Александр или просто Саша.

– Понятно, просто Саша. – слегка стушевалась я от его «понятно», но продолжила. – Так, в смысле люблю командовать?

– У тебя сзади на кепке «босс» написано… – ухмыльнулся он и подмигнул мне, будто издеваясь.

– Это ничего не значит… Просто кепка понравилась, вот и всё. А ты почему кепку опять козырьком назад развернул. Тебе же директор сказал так не носить. – мой режим вредности продолжил свою работу. – А, просто Саша? – донимала его я.

Он снова смерил меня оценивающим взглядом и спросил:

– А сама почему так кепку носишь?

– Удобно. – брякнула я, чтобы отвязался.

– И чем же так удобно? – спросил он.

– С мальчиками так удобнее целоваться. – пошутила я.

– Ну вот и мне тоже удобно. – сказал Саша, а меня начал разбирать дикий смех, что нам пришлось на пару минут остановиться, чтобы я могла перевести дух. Он не понимающе на меня смотрел.

– Ты чего, Селиванова? – недоумевал парень.

– С мальчиками? – спросила я, продолжая уже хохотать на всю громкость.

– Что? – он округлил глаза, но всё никак не мог меня понять.

– Ну ты меня спросил, почему я ношу кепку козырьком назад, я ответила, что так удобнее с мальчиками целоваться, а ты ответил, что тебе тоже… – и я снова прыснула от смеха да так, что заболел живот.

– Слушай, Селиванова! – его голос обрёл какую-то твёрдость. – Ты свои шуточки брось. Поняла меня?

На минуту я замерла, но потом ответила, выпрямившись во весь свой рост:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее