Смена церковной нормы? Попытка сравнительного анализа двух духовных движений, у истоков которых стояли священники Александр Мень и Георгий Кочетков (СИ)

В качестве возможного христианского примера общей жизни можно было бы указать на монастыри общежительного типа. Однако стоит заметить, что монашество - особый христианский путь. Оно зарождалось в Церкви как компенсаторное явление, как реакция на обмирщение христиан. Монахи уходили от мира для того, чтобы в пустыне сохранить верность идеалам евангельской жизни. Это была, в каком-то смысле, вынужденная мера. В результате монашеского движения сформировалась монашеско-аскетическая экклезиология, которая не вводит в круг своего внимания, скажем, брачную жизнь, воспитание детей, активную коммерческую и политическую деятельность... Эта "экклезиология пустыни" по аналогии с талмудическим изводом иудаизма является как бы "теологией выживания": задача ухода от мира в монашеском мироощущении часто становится важнее задачи спасения мира. В противоположность ей может существовать "экклезиология полиса", "теология полной жизни"... Монашество, как правило, не претендует на полноту жизни. Сейчас, в т.н. постконстантиновскую эпоху недостаточно в качестве некоего релевантного примера общей жизни рассматривать только монашескую киновию... Конечно, монашеско-аскетическая традиция христианства бесценна, но при движении к полноте духовной жизни христианская аскетика должна дополняться христианской социологией. Сейчас часто люди идут в монастырь, как бы по религиозной инерции, просто потому, что не видят иной возможности жить по-христиански, а духовных и интеллектуальных сил для поиска новых путей у многих нет...(5)

Из вышесказанного следует, что особое внимание в истории Церкви 20-21-го веков нужно уделять тем явлениям церковной жизни, где происходит попытка двигаться к полноте духовной жизни и где эту "общую жизнь", среду духовного общения удалось создать. И здесь нужно обратить внимание на то, что, например, и отец Павел Адельгейм, и митрополит Антоний Сурожский приложили много усилий, чтобы создать эту общую жизнь, и многое им удалось сделать, но прямые гонения от правящего епископа в приходе храма святых Жен Мироносиц Псковской епархии в одном случае и известные разрушительные события в Сурожской епархии 2002-2003-го годов - в другом существенно воспрепятствовали этим начинаниям...

Между тем, напротив, выбранные нами духовные движения, у истоков которых стояли священники Александр Мень и Георгий Кочетков, при многих попытках блокировать их деятельность как самобытные социопространства всё-таки уцелели и сохранились в лоне русского православия. Иначе говоря, по этому критерию живучести (конечно, это далеко не единственный критерий) вполне можно рассматривать выбранные нами два духовных движения как некоторую успешную попытку предложить расширение сакрального пространства, в котором христианская жизнь получила качественно иное воплощение. Важно, что именно о критерии живучести мы читаем в Священном Писании: "И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело - от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его" (Деян.5:38-39). И, если к этим духовным движениям(6) мы будем пытаться применить библейскую категорию остатка, то, значит, именно в них мы будем искать для себя некий духовный "камертон", по которому можно будет "подправить" и остальные "музыкальные инструменты". Да, эти движения сравнительно малочисленны, но когда речь идет о качестве духовной жизни, количественные категории отходят на второй план. Поэтому норма церковной жизни - это не образ жизни большинства, это образ жизни того меньшинства, которое по каким-то причинам угодно Богу. И, если эта норма здесь, то, значит, эта здешняя норма должна сместить тамошнюю норму, предложив некий разворот вовне, без коего мессианское служение народа Божьего, нового Израиля вряд ли станет возможным.