Смерч над Багдадом

— О’Флаэрти взяли в Пэддингтон-Грин, значит, каждый, кто хоть как-то с ним связан, попадает под серьезное подозрение. Существование вашей с Фоксом самостоятельной ячейки целиком покоилось на том, что О’Флаэрти ничего не должен знать о наших действующих агентах и помощниках. Обе стороны забыли это правило, разболтались и несколько лет работали спустя рукава.

— О’Флаэрти ничего не расскажет, — заверил Гроган.

— Это дело британцев — выведывать подноготную.

— По крайней мере, меня он не знает, — поспешно сказал Гроган, потом кивнул на американца, — и Лу тоже.

— Прекрасно! — Улыбка Мойлана больше напоминала гримасу. — Значит, в моем распоряжении остаетесь вы двое, когда Совет требует срочно предпринять что-то серьезное, чтоб поддержать марку. Понадобится несколько месяцев на выяснение ущерба, который понесла сеть О’Флаэрти, и на замену людей. Так что я могу решить? Мне остается только работать с теми, кто есть, в том числе с Максом Эвери. Из ваших рассказов следует, что он прилично справлялся в течение добрых шести лет. С моей точки зрения, то, что он не ирландец, свидетельствует в его пользу.

Гроган упрямо хмурился.

Мойлан присел на край стола.

— Знаешь, кем я когда-то был, Дэнни? — спросил он, не дожидаясь ответа. — Фокусником. Не доводилось слышать?

Американец поднял глаза и впервые за все время подал голос:

— Трудно представить вас на детском утреннике.

На лице Мойлана медленно расплылась улыбка. Ему нравился суховатый юмор Корригана.

— Это такой псевдоним, Лу. В начале восьмидесятых я возглавлял оперативную группу в Дерри и был самым лучшим, и группа была образцовой. Четыре года бомбили, стреляли, и ни ольстерская полиция, ни англичане не докопались, кто мы такие на самом деле. Потому что я все делал по-своему. Вот до этой самой минуты, кроме Совета, никто ничего не знал.

— А чем все кончилось? — поинтересовался Корриган.

— Кончилось тем, что кто-то нам позавидовал. Пошли разборки да склоки меж местных шишек. Я наступил кому-то на больную мозоль, задел чье-то самолюбие. Кто-то не стерпел конкуренции. Подняли гвалт, начали что-то доказывать. В конце концов ячейку расформировали, меня фактически выгнали. Только Совет знал, что я еще пригожусь для особого случая. Послали меня сюда, наладить отмывку денег. Те же проблемы, что в мафии. Так появилась строительная компания Мойлана. Я увеличил первоначальный капитал Совета в сотню раз, расширил бизнес по всей Европе. Добился больших успехов, и снова никто не знает ни об истинных целях бизнеса, ни о том, куда идут отмытые деньги. А знаете почему?

Гроган прикусил губу, не собираясь перебивать Мойлана, когда тот в ударе.

— Потому что я никогда не ставил ирландцев на ключевые посты. Вы не найдете ни одного менеджера, ни одного бригадира, который говорил бы с ирландским акцентом. С йоркширским, уэльским, бирмингемским — пожалуйста, с любым, кроме ирландского. И если мне нужен кто-то, на кого можно положиться, я нанимаю громил из лондонского Ист-Энда. Поэтому мы вне подозрений. — Он помолчал. — Так что, если Макс Эвери англичанин, если он работает только за деньги, я говорю — прекрасно. Гораздо лучше болтунов вроде О’Флаэрти или Фокса, которые лезут в глаза каждому встречному сыщику.

— Я встречался с Эвери, — сказал Корриган. — С ним все в порядке.

Мойлан питал уважение к американцу, уже повидав его в деле. Тонкий черный юмор Корригана, его неприкрытая жестокость во время террористических акций заслужили личное одобрение ирландца. Мало кто из непосвященных мог представить себе жизнь, в которой производственная и коммерческая деятельность ежедневно чередовалась со взрывами и стрельбой. Тут требовалась такая же работоспособность и профессионализм, как у банковского менеджера или биржевого брокера, если не больше.

Вот таких, как Корриган, и надо бы искать Совету. Профессионал, решительный и бесстрашный. Он понимает, что партизанскую войну не выиграешь, выкрикивая лозунги и требуя выборов. Он не боится делать то, что нужно. Не сомневается, не испытывает угрызений совести. Может быть, его ожесточил суровый опыт Вьетнама. Таким представал Корриган в глазах Мойлана. И он инстинктивно доверял его мнению.

— Ошибаешься, — сказал Гроган, — нутром чую. Господи, Кон, Эвери не просто англичанин, он бывший десантник! Эти ублюдки…

Мойлан отмахнулся.

— Знаю, знаю, только ты сам сказал, что он этого не скрывает, а после бойни в Кровавое воскресенье вышел в отставку.

— Главное, конечно, — вмешался Корриган, — что он прошел проверку, взял радар, когда булочник подорвался.

— Чего ему это стоило, — не унимался Гроган, — и на кнопку он так и не нажал.

Корриган хмыкнул.

— Откуда ему было знать, что эта штука даст сбой. И конечно, он здорово трясся. Риск-то какой.

— Так Совет приказал, — решительно парировал Гроган.

Американец пренебрежительно ухмыльнулся, демонстрируя явную непочтительность к приказам Совета.

— Эвери уже проверяли лет пять назад. Он ухлопал кого-то из своих.

Гроган мрачно молчал.