Он не верил своим ушам и не хотел верить. Старший клерк судебной палаты извинялся изо всех сил. Разумеется, Гроган, как поверенный, имеет право запросить архив от имени клиента. Но, к сожалению, недавно произошел несчастный случай — небольшой пожар, пострадали папки из искусственной кожи. Необходимые ему документы отданы в переплет и не будут выдаваться еще неделю-другую.
Боже мой, что это — случайное совпадение или конспирация?
Бывший заключенный Майкл сказал, что документы в архиве подшиваются в хронологическом порядке и нумеруются, а клерк записывает решения судебной палаты своей рукой. Теоретически здесь не может вмешаться даже специалист.
Но профессионалы из спецотдела или из МИ-5 имеют доступ к чему угодно. К свидетельствам о рождении и смерти, к отчетам министерства обороны, даже к архивам таких заведений, как организация доктора Барнардо.
Почти всю сознательную жизнь Макс Эвери провел то в одном, то в другом государственном или частном учреждении, значит, любые сведения о нем могут быть изъяты, добавлены или подделаны. Остается только Дон Мерривезер. А Дон Мерривезер — бывший парашютист.
Документы судебной палаты не может подделать никто.
«Зачем же подделывать, — поправил себя Дэнни, — просто убрать их на время с глаз долой». Или у него чересчур разыгралась фантазия?
С раскалывающейся головой он рухнул на жесткую гостиничную кровать.
Сведения из школы Святого Франциска Сальского. Вроде бы подлинные: бумага старая, стоят подписи доброго десятка учителей. Подделать можно, только чертовски трудно. Кто мог предвидеть, что ими заинтересуются? В конце концов, Джерри Фоксу это ведь не пришло в голову.
Барнардо. Что говорил тот тип? Редкий случай, что мальчика-католика направили к ним. Чья-то промашка?
Он вдруг схватил с тумбочки свою записную книжку и начал быстро царапать:
«Начальное образование — подтверждается школьными документами.
Доктор Барнардо — объективных подтверждений нет.
Первое место работы в „Тейт энд Лайл“ — объективных подтверждений нет; фабрика закрылась в начале восьмидесятых.
Военная служба — объективных подтверждений нет.
После отставки — только свидетельство Мерривезера, объективных подтверждений нет.
Пребывание в заключении — объективных подтверждений нет».
«Боже, — подумал Гроган, — начиная с Барнардо, ничего не доказано. А потом он сразу сменил имя О’Рейли на Эвери».
Это было в 1966 году, за три года до оккупации Ольстера. Ни одна душа в разведке не могла знать, что им придется внедрять агента. Ни один человек не выбрал бы на эту роль шестнадцатилетнего мальчишку. Он просто сходит с ума, зацикливается на своих подозрениях.
Мегги О’Мелли утверждает, что познакомилась с Максом Эвери абсолютно случайно.
И тут его осенило. Мегги была активной участницей ИРА, пока не уехала в Англию. Что, если за ней следили, когда она встретилась с Эвери? Что, если секретные службы завербовали его именно в тот момент? Что, если его снабдили легендой, основанной на истории реального человека? Возможно?
Возможно.
Тогда где настоящий Патрик О’Рейли?
Он выскочил из отеля, схватил проезжавшее мимо такси и велел ехать на Олд-Холл-стрит в редакцию «Ливерпул эко». Сгорая от нетерпения, добрался до главного архива.
— Все эти старые номера хранятся на микропленках, — с готовностью объяснял библиотекарь. — Если найдете, что нужно, можно сделать фотокопию. В каком году произошла авария?
— В шестьдесят первом. В июле.
Библиотекарь провел пальцем по рядам и попал в пустое место.
— Боже мой, этого ролика нет! — Он виновато улыбнулся. — По-моему, именно этого. Кто-то тут рылся недели две назад и пролил на него кофе. Он совершенно испорчен. Мне очень жаль.
Гады, ублюдки, подонки!
Гроган бежал по улице, тяжело дыша, с колотящимся сердцем. Он должен узнать. Должен!
Кто-нибудь помнит же автомобильную катастрофу, в которой погибла целая семья! Остановилось такси, подбирая пассажира, и он почти оттолкнул приготовившуюся сесть в него женщину.
— Куда торопимся, парень? — сардонически спросил шофер. — В отдел регистрации несчастных случаев?
Гроган коротко хмыкнул.
— Почти угадал. Гудисон-парк, Эмери-стрит.
Через пятнадцать минут он расплатился с таксистом на улице, где когда-то, до автомобильной катастрофы, жил юный Макс Эвери.
Она была узкой, безукоризненно чистой, с двухэтажными домами, выходившими прямо на тротуар. Даже варварские поползновения раскрасить стены под каменную кладку или забрать высокие окна в алюминиевые переплеты свидетельствовали о чрезмерном чувстве собственного достоинства обедневших обитателей квартала. Почти на каждой двери стояла коробка охранной сигнализации.