Командование группой армий «Юг», с апреля 1944 года называвшейся группой армий «Северная Украина», Манштейн передал Моделю, который совсем недавно — с января — стал командующим группой армий «Север», но уже получил звание фельдмаршала: в возрасте пятидесяти трех лет он был самым молодым фельдмаршалом в Германии после Роммеля. В тот же день, когда уволил Манштейна, Гитлер убрал с поста командующего группой армий «Южная Украина» Клейста, которого войска Конева и 2-го Украинского фронта генерала Родиона Малиновского заставили ретироваться в Румынию. Его место занял жестокий, грубый и непопулярный в армии Фердинанд Шёрнер. Клейст впоследствии так высказывался о складе ума Гитлера: «Это компетенция скорее психиатров, а не генералов». Тем не менее в Нюрнберге он гнул одну и ту же линию: «Я был всего лишь солдатом, и не мое дело заниматься психоанализом. Он был главой государства, и для меня этого было достаточно»[1276]
. Клейст утверждал, будто еще в декабре 1943 года предлагал Гитлеру оставить пост верховного главнокомандующего, а 29 марта 1944 года между ними произошла «серьезная ссора» и, «когда фюрер закричал на меня, я закричал на него вдвое громче». Так это было или не так, но Клейст отметил в характере фюрера еще одну интересную деталь, на которую обращали внимание и другие деятели в его окружении, а именно: «Проговорив с ним два часа, вы приходите к убеждению, что вам удалось его убедить в чем-то, но он опять начинает все сначала, словно вы еще не сказали ни слова»[1277]. Такая самоуверенность и эгоцентризм, возможно, и были полезны Гитлеру, когда он становился фюрером, но сослужили плохую службу и его стране, и ему самому в мировой войне, которую его противники вели более успешно на основе коллегиальности, а не диктатуры.Классическим примером разрушительного характера такой самонадеянности является концепция «укрепленных районов», сформулированная Гитлером 8 марта 1944 года. В соответствии с его приказом, войска должны не отступать (даже если сохраняют линию обороны), а защищаться в занятых ими городах и поселках при поддержке люфтваффе до тех пор, пока к ним не придут на помощь:
Эта стратегия, конечно, была вынужденной, и она, кроме того, запрещала войскам в случае краха всего фронта покидать непригодные для обороны участки и сохранять костяк армии. Такие методы, возможно, оправдывали себя в Средневековье, но в современной войне они оборачивались окружением больших контингентов войск, что русские в полной мере испытали на себе в начале операции «Барбаросса» три года назад. Инициатива фюрера была лишь на руку советским стратегам.
В апреле 1944 года, когда у люфтваффе на Восточном фронте оставалось только пятьсот боевых самолетов (и тринадцать тысяч у советских военно-воздушных сил), генерал Ф. Толбухин очистил от немцев Крым, а 19 мая пал Севастополь, где вермахт потерял почти сто тысяч человек[1279]
. Еще в январе русские войска достигли Днепра, а к апрелю форсировали Днестр и Прут, вошли в Румынию и Польшу, угрожая границам Венгрии. 10 апреля была освобождена Одесса. Весной 1944 года, и особенно после дня «Д», Гитлер окончательно утерял способность влиять на события на Восточном фронте, требуя от командующих лишь одного: «стоять насмерть». «Его изрядно поредевшие армии старались изо всех сил удерживать фронт протяженностью 1650 миль, — писал Макс Гастингс. — В центре на дивизию, насчитывавшую в среднем две тысячи человек, приходилось шестнадцать миль фронта. В период между июлем 1943 года и маем 1944-го Германия потеряла в России сорок одну дивизию, почти миллион человек между июлем и октябрем 1943 года, 341 950 человек между мартом и маем 1944 года»[1280]. И это была лишь прелюдия катастрофы, обрушившейся на группу армий «Центр» с началом операции «Багратион», которая относится к числу самых решающих военных кампаний в истории.