– Я вижу, что вы ничего не можете ответить мне, в свое оправдание… Я отстраняю вас от командования группы армий «Центр» за неповоротливость и не решительность. Вы потеряли веру в нашу победу, а без нее нельзя командовать войсками! Сдайте ваши полномочия фельдмаршалу Моделю. Вы, надеюсь, сможете остановить эти русские орды? – обратился Гитлер вскочившего с места фельдмаршала.
– Мой фюрер! Я заверяю вас, что мы остановим натиск русских войск.
– Надеюсь, что у нас с вами не возникнет никаких разногласий, – произнес Гитлер. – Что говорит разведка? Где ждать направление главного удара русских?
Все посмотрели в сторону адмирала Канариса. Он поднялся из-за стола и застыл по стойке «смирно».
– Что вы можете сказать о разведке русских? – спросил его фюрер.
– Разведка русских находится на самом высоком уровне, мой фюрер. Они практически безошибочно определяют тонкие места в нашей обороне и бьют именно по ним!
Правая рука Гитлера опустилась на стол. Он нервно водил по его поверхности ладонью. Около четырех месяцев назад Гитлер объявил об отстранении от должности адмирала Канариса. Часть группы «Абвера» теперь была подчинена Главному управлению имперской безопасности во главе с обергруппенфюрером Эрнстом Кальтенбрунером.
Канарис хорошо знал, чем была вызвана подобная рокировки сил армейской разведки. Одной из причин являлась весьма неэффективно работа «Абвергруппа-104», действовавшая во время Сталинградского сражения при шестой армии. Добытые ей сведения о количественном составе армий русских и о направлении главного удара были неточны, что в конечном итоге привело к её гибели. Немалые просчеты «Абвера» были во время Курской битвы. Каким-то образом русским удалось узнать об операции «Цитадель».
Адольф Гитлер посмотрел на сидевшего напротив него Кальтенбрунера. Тот, заприметив направленный взгляд фюрера, распрямил спину. Оба они были родом из Верхней Австрии. Гитлер доверял Кальтенбрунеру безоговорочно, именно в силу этой причины передал ему зарубежный отдел «Абвера» при верховном командовании вермахта.
Однако, несмотря на принятое фюрером решение Кальтенбрунер не очень торопился перебраться в Берлин, предпочитая по-прежнему служить в родной Австрии: возглавлял СС и полицию в Вене.
– Эрнст, – назвал Гитлер его по имени, что не ускользнуло от внимания присутствующих. По своему обыкновению Гитлер всех называл по фамилии, но в этот раз он сделал исключение, что должно было бы подчеркнуть их особые отношения. Обергруппенфюрер СС оценил обращение фюрера в полной мере, он еще более распрямился и произнес:
– Да, мой фюрер, – голос генерала неожиданно дрогнул.
– В вашем ведомстве есть человек, который мог бы узнать, в каком именно месте и когда именно будет нанесен главный удар русских?
– Да, мой фюрер, у меня есть такие люди, – уверенно произнес начальник Главного управления имперской безопасности, – вы можете всецело на меня положиться.
– Эрнест! Мне не нужны ни слухи или какие-то непроверенные факты, которыми нередко Канарис со своим ведомством скармливал Генеральный штаб. Меня интересуют документы, используемые русскими генералами: карты, донесения, приказы, схемы за подписью людей, принимающих ключевые решения. Такое возможно? – Спросил его Гитлер.
– У меня есть надежные люди, которые выполнят ваш приказ, – уверенно произнес Кальтенбрунер.
Лицо Гитлера просветлело. Едва заметно улыбнувшись, он произнес:
– Хорошо, Кальтенбрунер, я доверяю вам.
Заседание продлилось недолго. Чувствовалось, что Гитлер заметно устал. Он развернулся и шаркающей походкой вышел из зала заседаний.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Ранняя весна 1944 года. Капитан Костин стоял у окна кабинета. Он словно зачарованный смотрел на идущий за окном, наверное, последний в этом году снег. Крупные белоснежные хлопья, похожие на рваные куски ваты, медленно кружились в воздухе. Они делали какие-то сказочные пируэты и, не долетая до земли, превращались в капли дождя, которые монотонно стучали по стеклу и металлическому карнизу приоткрытого офицером окна. Капли, словно, уставшие от своего полета к земле, скатывались по стеклу, оставляя после себя извилистые замысловатые дорожки.
Сильный порыв ветра ворвался в помещение, сбросив со стола листы бумаги. Этот порыв ветра словно вернул Костина к реалиям жизни. Он поежился от внезапно охватившего его озноба и почувствовал ноющую боль в левом плече от ранения, которое он получил в самом начале войны. Рука его машинально потянулась к пачке с папиросами, которая лежала на письменном столе. Папирос в пачке не было. Он моментально вспомнил, что последнюю папиросу он выкурил минут сорок назад. Александр Закрыл створку окна и перевел свой взгляд на дорогу. Там, трое бойцов хозяйственного взвода пытались вытолкнуть из глубокой ямы застрявшую в ней полуторку. Промокшие и озябшие, они громко ругались матом.
– Мужики! Давай еще раз! Навалились…