— К родичам съехала.
— Как?! Почему?!
— А ты шо, не понимаешь?
— Но также нельзя, Лидия Семеновна? Нельзя!
— Слухай, хлопец! Христом Богом прошу, оставь ты нас в покое. Разни у нас дорози.
Понурившись, Петр побрел со двора. Ненавистная личина предателя душила его. В ту ночь он так и не смог уснуть. А на следующий день его закрутил водоворот событий. Из Запорожья пришел приказ Гемприха о передислокации группы в Краснодар. На сборы отводилось всего три дня. Вместе с Самутиным он в пожарном порядке готовил к отправке картотеку на курсантов и агентов. Особой забой для него стали сведения, хранящиеся в тайнике. И здесь у него мелькнула шальная мысль — доверить их Вере. Сначала она показалась ему авантюрной, но чем больше он над ней думал, тем больше находил аргументов «за». При его положении, когда приходилось ходить по лезвию бритвы, собранные им данные на кадровый состав группы и агентов, заброшенных за линию фронта, скорее окажутся у капитана Рязанцева, если будут храниться у Веры. Свою и немаловажную роль в этом решении сыграли его чувства к Вере. В ее и глазах Лидии Семеновны он снова мог стать желанным в их доме.
Сгорая от нетерпения, Петр направился к Пивоварчукам. Удача на этот раз улыбнулась ему. Вера была дома и развешивала белье на веревке.
— Вера! — несмело окликнул он.
Она обернулась и зарделась.
— Вера! — повторил он и пытался поймать ее взгляд.
Она, уронив таз с бельем на землю, растерянно заметалась. Петр ринулся во двор и, схватив за руку, воскликнул:
— Не бойся, я не фашист! Я свой!
Это не произвело впечатления на Веру. В ее глазах по-прежнему плескалось холодное презрение. Проклятая фашистская форма сбивала ее с толку. Он выхватил из кармана пакет и выпалил:
— Ты должна передать его нашим! В нем важные сведения! Послезавтра нас отправляют в Краснодар!
Растерянность на лице Веры сменился недоумением, и с губ сорвалось:
— Каким нашим?
— Командиру Красной армии… Э-э-э, нет, начальнику Особого отдела. Это очень важно! — с жаром убеждал Петр.
— Какого Особого отдела?! — у Веры голова шла кругом.
— Начальнику Особого отдела НКВД капитану Павлу Рязанцеву. Запомни, Рязанцеву! — тормошил ее Петр.
— Я-я-я… Ты… — голос у Веры сорвался, и в следующий миг шею Петра обвили ее руки.
Трепетная волна прокатилась по его телу, и он стиснул девушку в объятиях. В страстных поцелуях терялись обрывки фраз, это уже ни имело никакого значения. Счастливые глаза Веры говорили Петру красноречивее всяких слов. В эти короткие мгновения нежной и трепетной любви, на которые так скупа война, они ничего не замечали.
— Верка?! Ты-ы-ы шо творишь?! Ты… — потеряла дар речи Лидия Семеновна.
Единственная дочь, ее кровинушка, на глазах соседей миловалась с фашистским прихвостнем. Для донской казачки большего позора трудно было представить.
Первой нашлась Вера. Она ринулась к матери и, обхватив ее за плечи, радостно повторяла:
— Мамо, Петя свой! Он свой! Он наш!
— Шо?! Вон з моей хаты. Шоб твоей ноги в нем нэ було. Як я сусидям в очи подывлюсь? — не могла поверить своим ушам Лидия Семеновна.
— Лидия Семеновна! Лидия Семеновна, не надо так. Я не могу все сказать, — пытался вставить слово Петр.
— Та шо мэни казать! Я шо, очей нэ имию!
— Мамо, успокойся. Петя не такой. Ты поверь, он хороший, — уговаривала ее Вера.
— Хороший? А ця одежку, шо?
— Лидия Семеновна, успокойтесь, пройдем в дом и там спокойно поговорим, — мягко, но настойчиво попросил Петр.
— О, Господи, та шо ж цэ такэ? Шо ж я людям скажу? — сокрушалась Лидия Семеновна, но, подчиняясь нажиму Петра и дочери, зашла в дом.
Там ее оставили силы. Она тяжело опустилась на табурет, крепкие натруженные крестьянским трудом руки плетьми обвисли к полу, а в глазах разлилась смертельная тоска. В таком состоянии Вера видела мать, когда с фронта пришла похоронка на отца. Жалость к ней охватила ее, она припала к коленям и сквозь слезы умоляла:
— Мамо, прости меня. Поверь, он хороший.
Но эта мольба не доходила до Лидии Семеновны. Остановившимся взглядом она смотрела перед собой и ничего не замечала. На глазах Петра разворачивалась еще одна семейная трагедия, невольным виновником которой являлся он. Властный, не знающий компромиссов, характер донской казачки, потерявшей на войне мужа, мог привести к ее полному разрыву с дочерью. У него не оставалось иного выбора, как признаться ей в своей связи с советской разведкой. Он наклонился к Лидии Семеновне и, пытаясь поймать взгляд, прямо заявил:
— Мы с Верой любим друг друга! Я не шкура! Эта тряпка на мне лишь прикрытие. Я выполняю задание советского командования. Извините, но это все, что я могу сказать.
— Мамо, та пойми же ты, Петя не фашист! Он свой! Он наш разведчик, — вторила Петру Варя.
Последние ее фразы, похоже, были услышаны Лидией Семеновной. Она встрепенулась, в глазах вспыхнул огонек, и впервые без прежнего ожесточения посмотрела на Петра. Он оживился и, чтобы рассеять последние сомнения, признался:
— В абвере я нахожусь по заданию начальника Особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта капитана Рязанцева.