СМЕРШ. Один в поле воин

— Во-во, пише. Ты, Петро, судишь о них по своим бумажкам, а я их бачу в деле… Одно говно.

— Ты не прав, Рома.

— Я не прав? Трое грузиняк, два ары — с такими хрен че навоюешь.

— Кто такие?

— Этот, як его Хер. Звиняйте, хлопци, язык сломаешь — Херкеладзе, — Лысый осекся и, посмотрев на Петра протрезвевшим взглядом, спросил: — А че ты про него пытаешь?

— Помочь хочу, — быстро нашелся Петр.

— Як?

— В моей картотеке вся их подноготная написана.

— А-а-а, от цих бумажек тильки одна польза — сраку подтереть.

— Не скажи.

— Ром, а Петро дело каже, — поддержал его Шевченко.

— Ладно, опосля погутарим, — не стал спорить Лысый и предложил: — Наливай.

Шевченко разлил водку по рюмкам и произнес тост:

— Хлопци, выпьем за тэ, шоб у цем роки угробить коммуняк, та гйада до хаты!

Выпив, Лысый вдруг скуксился и мрачно обронил:

— Кажешь, до хаты.

— А шо, ни? Почитай бильше рока диток не бачив, — посетовал Шевченко.

— Побачишь, колы рак на гори свисне.

— Ром, а ты шо, сомневаешься? Подывись, як нимец пре!

— И шо? До Москвы тож пер, а там его на жопу посадили.

— Так тэ ж було в прошлом роки, а сегодня вин уже дошов до абрэкив. А ти тильки и ждут, шоб кишки коммунякам пустить.

— Ага, пустят. Придэ зима, и ось побачишь, як москали надерут жопу нимцу, — гнул свое Лысый.

Шевченко переглянулся с Петром и с раздражением бросил:

— Ром, я шось нэ пийму. Ты за нимца чи за коммуняк?

Тот яростно сверкнул глазами и отрезал:

— Я за незалежну Украину!

— Так мы ж с Петром тож за тэ. Но сначала надо покончить с коммуняками, а потом по хатам.

— По хатам, так воны тоби и дадут.

— Та хто, воны?

— А ты шо, не разумляешь, — продолжал говорить загадками Лысый.

— Ром, говори прямо, тут все свои! — потребовал Петр, которому тоже надоели его туманные намеки.

— Ладно, хлопци, — согласился он, полез в карман, достал вдвое сложенный листок бумаги и, развернув на столе, ткнул в него пальцем.

— Ось, дывысь!

Петр и Шевченко склонились над ним. В верхней части в глаза бросился голубой трезубец — это была листовка ОУН. Ее авторы призывали своих единомышленников не только не допустить восстановления на Украине большевистско-жидовским ига, а и подняться на борьбу с немцами. Последний абзац листовки изумил Петра с Шевченко, и они в один голос воскликнули:

— Как так?!

— А ось так, хлопци! Шо большевики, шо гансы — одна сатана! — заявил Лысый и, понизив голос, сообщил: — У мэни на батькивщине гансы 9 хлопцив з ОУН вбылы.

— Та не може быть?! — не поверил Шевченко.

— Може, Трофим. Ты подывысь, як Рудель и друга немчура к нам относятся.

— Як к скотине, — пробормотал он.

— Так что же делать, Рома? — задался вопросом Петр.

— Пока ждать.

— Чего?

— Зимы.

— И что тогда будет?

— Сталин Гитлеру харю начистит, вот тогда и рванем до хаты. Там наши хлопци тильки и ждут, шоб пидняться.

— И много их?

— Богато, — не стал дальше развивать разговор Лысый и, сложив листовку в карман, хмыкнул:

— Ой, хлопци, шось в горли дыренчить, треба горло промочить.

Шевченко понял намек, снова разлил водку по рюмкам, и Лысый произнес тост:

— За незалежну Украину!

Его дружно поддержали, и затем навалились на только что снятый с углей шашлык. В тот вечер они больше не возвращались к опасной теме и принялись перемывать кости Самутину и Райхдихту. Петр поддакивал собутыльникам, а у самого из головы не шла мысль, как обернуть пьяные откровения Лысого и националистическую листовку против него. Она не давала ему покоя и в общежитие. Решение пришло неожиданно: использовать в этих целях начальника секретной части ефрейтора Коха. У него хранились папки с материалами инструкторов. Петр несколько раз был невольным свидетелем того, как он копался в них. Вряд ли им двигало праздное любопытство, скорее он подрабатывал у Райхдихта на ниве осведомительства. Определившись с исполнителем задуманного плана компрометации Лысого, Петр стал ждать удобного случая, чтобы завладеть листовкой. Вскоре он представился.

Лысый вместе с группой курсантов выехал на занятия в полевой лагерь под Пашковскую, а у Петра выдался свободный час. Он не замедлил этим воспользоваться и возвратился в общежитие. В нем царила сонная тишина. Дежурный клевал носом за стеклянной перегородкой и не заметил его. На втором этаже, где находилась комната Лысого, тоже никого не оказалось. Петр решительно открыл дверь и переступил порог. Обстановка в комнате ему была хорошо знакома: кровать, стол, тумбочка и платяной шкаф.

«С чего начать? С чего? Со шкафа!» — решил он и распахнул дверцы. В глаза бросился кожаный чемодан, и руки сами потянулись к нему.

«Стоп, Петя! Лысый не дурак, чтобы хранить листовку в том, что торчит на виду. Так где же ты ее спрятал? А может, в коробках? Начнем с них», — определился Петр и принялся перебирать их содержимое.

Серебряные ложки, фарфоровый сервиз, отрезы ткани — обычной набор мародера подсказали ему: тайник надо искать в столе или тумбочке. Но и там его не оказалось. Обнаруженная под журналами стопка порнографических фотографий с извращенцами свидетельствовала о нездоровых сексуальных пристрастиях Лысого, но никак не о националистических, антигерманских взглядах.