В редкие минуты откровения одни курсанты кляли на чем свет стоит Штайна, Райхдихта и их «прихвостней» — Самутина, Коляду и Петренко. В основе этого лежала обычная бытовуха. Они были недовольны тем, что им не давали покоя ни днем, ни ночью. До седьмого пота гоняли в гимнастическом городке и требовали до одури давить на ключ радиопередатчика. В ненастье и по ночам вытаскивали из теплых бараков и заставляли наматывать десятки километров по непролазной грязи. С ними все было понятно: муштра даже у оловянного солдатика ничего, кроме зубовного скрежета, не вызывает.
Другие, а таких оказалось немало, в редкие минуты отдыха, забившись в дальние углы казармы, тихо скулили и жаловались на то, что жизнь под Гитлером оказалась не лучше, чем со Сталиным в колхозах. И там и здесь их держали за скотину. Таких кандидатов Рейхер сразу отметал в сторону.
Третьи — здесь Петр терялся в догадках: с какой целью Штайн и Райхдихт держали их в группе? Им место скорее было на виселице. Эти откровенно материли Гитлера и склоняли курсантов к побегу. Из чего напрашивался вывод: они числились в стукачах-провокаторах у Райхдихта.
Перелопатив все дела, Петр и Рейхер с трудом отобрали одиннадцать кандидатов. Их надежность не вызывала больших сомнений. У большинства руки были по локоть в крови: расстрелы военнопленных и участие в карательных акциях в Краснодаре, Майкопе и Армавире.
Ровно в двенадцать они возвратились в кабинет Штайна и доложили ему свои предложения. Он бегло просмотрел список кандидатов и, оставив без изменений, утвердил. Затем вызвал дежурного и отдал последние распоряжения по подготовке группы к выезду. Сборы были недолги. Не дожидаясь обеда, наскоро перекусив, Рейхер и Петр, а вместе с ними одиннадцать курсантов-диверсантов с полной выкладкой погрузились в грузовик и выехали в станицу Абинская.
Основанная черноморскими казаками в середине девятнадцатого века, она долгое время играла роль форпоста против набегов горцев-шапсугов и адыгов на русские поселения на Северо-Западном Кавказе. Расположенная в предгорьях, в долине реки Абин, станица запирала проходы к перевалам на Новороссийск и Геленджик. Расстояние до нее от Крымской составляло чуть больше десяти километров, но из-за налета авиации поездка растянулась на целый час.
В Абинскую группа добралась без потерь. Там их встретил ефрейтор Шойрих, вторую неделю исполнявший обязанности нештатного коменданта пункта переброски разведывательно-диверсионных групп в тыл русских. Он лез из шкуры вон, чтобы угодить Рейхеру, но тот наотрез отказался останавливаться у него. Здание бывшего правления табачной артели «Рассвет», несмотря на многочисленные бомбежки, не пострадало. В штабе, где было оборудовано несколько комнат под общежитие, царил относительный порядок. Ту же под боком, в огромном деревянном сарае, из которого за два года войны не успел выветриться запах табака, располагались тренажеры и стрельбище.
Обескураженный отказом, Шойрих пытался переубедить Рейхера в его опасениях. Но тот не поддался на уговоры: его насторожило то, что пункт находился в нескольких сотнях метров от блошиного рынка. Там постоянно терлись подозрительные личности, и потому нельзя было исключать, что среди них могли затесаться лазутчики большевиков. Появление во дворе подвыпивших румын и полицейских с баулами и кошелками подтвердило опасения Рейхера: пункт переброски агентуры основательно засветился. Бывший тыловик Шойрих, похоже, времени даром не терял и успел наладить свой бизнес, превратив филиал группы в проходной двор. Рейхер не стал разбираться с ним — это уже было делом Райхдихта, и вместе с Петром занялся поисками нового места для группы.
За три часа они объехали почти всю станицу и остановили выбор на хуторе Пантелея Узана. Десяток саманных, крытых камышовыми крышами, хат и сараев — все, что осталось от некогда большого рода казацкого старшины. Заброшенные, с провалившимися крышами конюшни, потрескавшиеся от времени и артиллерийских разрывов бетонные чаны для выделки шкур и старый, раскинувшийся на добрых два гектара одичавший сад напоминали о том, что когда-то здесь кипела жизнь. Гражданская война, раскулачивание и снова война окончательно опустошили хутор. В двух хатах, чудом уцелевших после бомбежек и грабежей, проживали полуглухая баба Дуня Пацан и немногословная тетка Мария Узан. В полукилометре от хутора располагался заброшенный кирпичный завод. Он и карьер как нельзя лучше подходили для тренировок группы.
Определившись с местом, Рейхер и Петр возвратились обратно. У ворот их встретил Шойрих. Почувствовав, что запахло жареным, он рассыпался мелким бисером перед Рейхером и пытался затащить его в столовую. Тот наотрез отказался от ужина и приказал курсантам перегрузить из машины все имущество, оружие, ящики с патронами и взрывчаткой в две подводы. После этого группа в полном составе отправилась на хутор. Их появление смертельно напугало старух, они суматошно заметались по двору. Рейхер не стал с ними церемониться — приказал перебраться в летние кухни и запретил без разрешения выходить на улицу.