СМЕРШ. По законам военного времени

После сделанной наспех перевязки бойцы на шинели унесли меня в пункт медпомощи, украв при этом автомат ППШ.

В то время автоматы только что появились в войсках и были редкостью. Далеко не у каждого командира взвода был автомат. Зато обеспечили себя этим оружием интенданты, у которых мы, особисты, автоматы изымали, чтобы передать на передовую.

По Финскому заливу меня с группой раненых эвакуировали в Ленинград. Над нашим кораблём летели немецкие бомбардировщики, шедшие на Кронштадт; раненые в страхе ожидали, что разбомбят и наше судно, но — обошлось.

В Ленинграде я первоначально находился в эвакогоспитале на Васильевском острове, размещавшемся в здании юридического факультета университета (где впоследствии учились Путин и Медведев). Ближе к зиме в Неву вошли и встали на якорь неподалеку от госпиталя наши корабли и подводные лодки, которых немцы регулярно бомбили. В госпиталь, к счастью, не попали ни разу, хотя дома рядом от бомб пострадали.

При объявлении воздушной тревоги раненых из палат эвакуировали в бомбоубежище, находившееся в подвале, но наша палата туда идти отказалась — будь, что будет, тем более, что среди нас был один лежачий — актер Ленинградского драмтеатра — боец народного ополчения Джобинов. У него был перебит позвоночник и он находился в гипсовом корсете по горло. Со временем под гипсом завелись черви, причинявшие страдания.

С началом блокады питание раненых в госпитале ухудшилось. Хлеб урезали до 300 грамм, приварок был незначительным. Хлеб был суррогатным с примесями, из жмыха, целлюлозы и ещё чего-то.

В магазинах с мирного времени ещё остались специи — молотый чёрный перец и готовая горчица. Несмотря на их остроту, они как-то ослабляли чувство голода и мы в больших количествах добавляли их в пищу.

В условиях постоянных бомбежек остро хотелось выпить. Водки не было, но мы приспособились. Сестры покупали нам одеколон и духи (помню духи «Кремль» в фигурных флаконах). Я, как ходячий, разводил эту отраву водой и получившуюся молочно-белую пахучую жидкость разносил в стаканах лежачим. Становилось чуть веселее.

В начале ноября меня, с незажившей и плохо гранулировавшейся раной, перевели в батальон выздоравливающих, находившийся рядом с госпиталем. Там кормили похуже. На обед давали вместо супа — кипяток, в котором плавал с десяток крупинок какой-то крупы или капустный лист и все, к тому же хлеба в день — не более 250 грамм.

Однажды со мной поделился вином один моряк, которому его приносила девушка, работавшая в винных подвалах бывшего Зимнего дворца. Это была необыкновенно вкусная мадера, когда-то поставлявшаяся к царскому столу и уцелевшая после Октябрьского переворота.

Но после вина ещё больше хотелось есть.

Помню, как мы с моряком ходили по дворам с целью поймать хоть кошку или собаку или подстрелить ворону, но все было безрезультатно. Домашние животные уже были съедены хозяевами. С другим выздоравливающим — решили сфотографироваться на память, а фотограф нам говорит: «Ребята, только если принесете хлеба, а денег мне не надо». Выручил знакомый особист, давший брикет карамели с витамином С, входивший, по его словам, в бортпаек лётчиков. За этот брикет мы и были сфотографированы.

Ещё ранее, когда я был в госпитале, упомянутый особист, видя, как я голоден, ночью завел на кухню госпиталя, где повар поставил передо мной тарелку макарон, посыпав сахарным песком. Вкуснее, я в жизни ничего не ел.

* * *

В конце ноября я возвратился в свой 163-й стрелковый полк, Рана на спине ещё не зажила, но я рассчитывал, что в полку питание будет лучше и быстрее поправлюсь. Штаб полка тогда находился в школе по улице Ткачей. Жить меня определили в одну из квартир по соседству, вместе с тремя командирами. Хозяевами квартиры были муж и жена — рабочие. У них были небольшие запасы продовольствия, которыми с нами делились. Скоро мы «помогли» хозяевам справиться с их запасами, но компенсировать съеденное, к сожалению, у нас не было никакой возможности. Вполне вероятно, что таким образом мы обрекли этих славных людей на голодную смерть. Чувствую и сейчас себя в этом повинным.

Однажды нам на квартиру завезли 4-ведерную бочку пива. В результате бомбёжки в Неве затонули баржи с ячменем. Водолазы их достали, но зерно проросло и для хлебопечения не годилось. Тогда ячмень направили на пивзавод «Вена». Сваренное пиво ленинградцам выдавали в счет пайка, кажется, литров по 10. Узнав об этом, наши полковые интенданты, забившие из — за бескормицы обозных лошадей, на кости выменяли у пивоваров пиво и угостили комсостав.