При этом я исходил из того, что именно в семье, школе, детдоме дети начинают свою сознательную жизнь, здесь же у них начинает формироваться мировоззрение и закладываются первые кирпичики личности человека, его первородная духовная чистоплотность. Поэтому я начал знакомиться с подростками, предварительно изучив их биографические данные по заполненным на них анкетами.
Сиротские судьбы. Выбор помощника
Это была весьма трудоемкая и даже изнурительная работа. Ее продуктивности способствовала и обстановка, когда до конца сентября ребят ничем не напрягали, кроме режима, распорядка дня и строевых занятий. Они больше отдыхали и набирали вес. Даже в поезде на пути в Германию, в Гемфурт, мне удалось продолжить изучение ребят. А переезд подростков из-под Минска в Гемфурт был осуществлен по приказу штаба абверкоманды в связи с тем, что Смоленск в конце сентября немцы вынуждены были оставить, и Красная армия начала наступление на Оршу и Витебск.
Теперь, когда я ближе познакомился с подростками, стал сильно сомневаться, что как они только узнают, для чего мобилизованы, согласятся выполнять диверсионные задания. Да, на словах они будут заверять немцев о готовности их выполнить, а в действительности делать это едва ли будут. У них для этого нет ни цели, ни мотивов.
А немцы уже слишком себя дискредитировали в их глазах. У подростков еще сохраняются узы семейного и детдомовского воспитания, преданность родителям, вся та ценностная ориентация, заложенная еще в детстве и детдоме. Почти все они провели детство в крепких трудовых семьях. В беседах они говорили с уважением о родителях и дорожили памятью о них. У них чувствовалось самоуважение, все не утратили еще связь с семьями, с малой родиной и даже с детским домом.
Ну разве забыли братья Анатолий и Василий Шпако-вы, как с началом войны с гордостью провожали в Красную армию отца Ивана Осиповича, а сами вместе с матерью и двумя старшими братьями ушли в лес, к партизанам.
В беседе с пятнадцатилетним Сашей Строгановым, уроженцем Смоленской области, я узнал, что родился он в деревне Осиновики в дружной крестьянской семье, а с началом оккупации в 1942 г. вместе с отцом и двумя старшими братьями Михаилом и Владимиром ушел в партизанский отряд «Суворов». В июне брат Михаил в бою с карателями погиб, а мать расстреляли немцы. После этого отец, брат Владимир и Саша с разрешения командира отряда решили перейти линию фронта на сторону войск Красной армии. Попали в окружение; в бою погибли отец и Владимир, а Саша уцелел и вернулся назад, к партизанам, но отряда не нашел и тогда направился в свою деревню. По дороге был задержан и вместе с военнопленными красноармейцами отправлен в Белоруссию, под Оршу в лагерь. Из лагеря бежал, но был пойман, избит и полуживым доставлен в детский дом.
«Ну, а в детдоме как жилось?» — спросил я.
«В детдоме меня выходили, — отвечал Саша. — Я там окреп, стал учиться, работал в подсобном хозяйстве. Жили дружно, особо не голодали, да и партизаны продукты подбрасывали».
«А здесь, у нас, как ты себя чувствуешь?» — поинтересовался я.
«А здесь ничего, ребят много знакомых, друзей. Кормят сытно, не обижают, только к немецкой форме никак не привыкну».
«А родных-то помнишь?»
«Ну а как же? Они были добрые, работящие. Холили меня…»
Среди набранных подростков были и такие, которые по разным причинам рано лишились родителей, длительное время воспитывались в детском доме и считали его родным, относились к нему с глубоким уважением и доброй памятью.
К примеру, Гриша Нурецкий рано остался сиротой и в течение семи лет воспитывался в детдоме, а Плесенцов Витя с трех месяцев остался без родителей и до войны прожил у тети в Смоленске. Когда же немцы выселили ее из квартиры, она поместила Виктора в детский дом.
Особенно тронула меня судьба шестнадцатилетнего Вани Замотаева, крепенького, умного и расторопного подростка. В беседе со мной он рассказал: