«Да, выполнил», — ответили.
«А с каким заданием русских ты вернулся назад, к нам?» — продолжал с напором офицер.
«Я вас не понимаю, господин офицер. Не хотите верить — проверьте», — возразил я.
«Прикидываешься, темнишь! — рявкнул офицер. — Мы знаем, что русские тебя задержали и под угрозой расстрела ты согласился работать на них, поэтому и переправили тебя через линию фронта к нам. А вот какое задание они тебе дали, ты не хочешь говорить. Не скажешь — расстреляем!»
«Что ж, если я вам неугоден, то вы можете сделать со мной все, что захотите, — как можно спокойнее среагировал я на его угрозу — И потом, господин офицер, если вы думаете, что я перевербован русской разведкой и направлен к вам, то, по логике ваших мыслей, они должны были снабдить меня чем-то, например, важными для вас секретами с целью ввести ваше командование в заблуждение. А в действительности я такими сведениями не располагаю и сообщил вам только то, что лично видел и узнал у русских. И потом, представьте себе и задумайтесь, какое задание я могу у вас выполнить, какой вред я могу вам причинить? Ни оружия, ни взрывчатки, ни рации у меня нет и не было. Единственный автомат, и тот отобрал ваш солдат, которого я встретил после перехода линии фронта. У русских, как вам известно, хватает сил и возможностей чего-то добиться и без моей помощи, не связываться и не возиться с моей персоной».
После моих слов офицер задумался, а потом спросил:
«Тогда скажи, что тебя заставило вернуться к нам, рискуя жизнью, какими мотивами ты руководствовался?»
Я ответил: «До вербовки меня Абвером я, как знающий дизельные моторы, работал на заводе «Оскар-Дизель» в Лодзи, работа была интересная и нравилась мне. Капитан Больц и Ростов, которые вербовали и обучали меня, обещали после выполнения задания и возвращения назад предоставить мне более выгодную работу, хороший заработок и отдельную квартиру. Я им поверил, и верю сейчас, и надеюсь, что они выполнят эти обещания. А для меня любимая работа и нормальные бытовые условия — это главные стимулы и мотивы в моей жизни».
«И все-таки, мы тебе не верим, — продолжал настаивать офицер. — Как ты мог без содействия русской разведки пересечь линию фронта и не подорваться на мине. Ведь весь передний край нашей обороны, все подходы к немецким окопам заминированы. А ты легко преодолел минное поле. Без посторонней помощи ты бы не смог это сделать».
«Господин офицер, я ведь сапер и знаю, где ставят и где не ставят мины. Я выбрал для перехода к вам ручей, протекающий от вашей обороны к русским окопам. Зная, что мин в воде нет, я по ручью свободно прошел передовую и вышел ко второй линии немецких окопов уже в глубину обороны, где нет мин и где на рассвете встретил первого немецкого солдата».
«И все-таки я должен тебя расстрелять. Мы не можем допустить к нам даже нашего агента, побывавшего у русских и неискреннего перед нами».
Офицер вызвал солдата и приказал ему взять лопату. Меня вывели из бункера в лес, офицер вручил мне лопату и сказал: «Ну, что ж, рой себе могилу, если не хочешь признаваться!» Я ответил, что кроме того, что я сообщил, мне нечего утаивать!
Когда могила была готова, офицер бросил мне черную тряпку и велел завязать глаза. Тут я окончательно понял, что весь этот спектакль — последняя проверка меня.
Я знал, что, по заведенному немцами порядку, вернувшегося с задания агента, кто бы его не задержал, должны доставить в тот орган Абвера, который его вербовал и посылал на задание. Меня этот офицер обязан был отправить в «Буссард». А пока он решил проявить свое усердие. Подняв тряпку и скомкав ее, бросил офицеру под ноги: «Стреляйте без этой тряпки, я хочу видеть лицо офицера немецкой армии, расстреливающего безоружного солдата, своего союзника», — добавил я со злостью.
Офицер велел мне стать на краю могилы, вытащил из кобуры парабеллум и приказал солдату завязать мне глаза. Я стоял с завязанными глазами и спокойно думал: скорее бы кончалась эта инсценировка расстрела. Раздались два выстрела и спектакль был закончен. Офицер зло выругался по-немецки и ушел.
После этого спектакля меня посадили на машину и доставили в штаб армии, дислоцировавшейся в небольшом городе (название которого не помню). Здесь переводчик офицера «1-Ц» спросил меня, кто мой начальник, я назвал капитана Больца и Ростова. Часа через три на машине приехал зондерфюрер и доставил меня в г. Томашув, где поместил на квартиру к одному поляку. Здесь я прожил неделю. Поляк пытался споить меня и задавал провокационные вопросы, стремясь разоблачить. Через неделю за мной приехал зондерфюрер и отвез на окраину города, где в отдельном двухэтажном доме помещался новый начальник «Буссарда» капитан Дрегер со своим штабом. При встрече он поприветствовал меня, похлопал по плечу сказал: «Молодец, комрад». После этого приказал накормить, дать водки и переодеть. В течение пяти дней я жил у них, никуда не ходил и ничего не делал.